“„Газета” публикует текст его [Александра Чудакова] последнего выступления, которое состоялось 21 сентября в Институте философии РАН на заседании, посвященном теме „Бизнес или служение? Художественная культура России конца XX — начала XXI века. Основные тенденции и проблемы”…”
Из начала выступления: “Я хотел бы привести несколько исторических примеров, потому что, когда мы целиком сосредоточиваемся на нашей современности, нам кажется, что сейчас происходит что-то необыкновенное, необычное… Небольшой взгляд в историю. Как обстояло дело с оплатой литературного труда?..”
См. также: Сергей Бочаров, “Большой человек, собеседник великих” — “Новая газета”, 2005, № 74, 6 октября <http://www.novayagazeta.ru>.
См. также: Андрей Немзер, “Памяти Александра Чудакова” — “Время новостей”, 2005, № 184, 5 октября <http://www.vremya.ru>.
Игорь Виноградов. “Тарас Бульба” и юный Достоевский. — “Наш современик”, 2005, № 8.
“Думается, после периода кратковременной неприязни к Гоголю, отразившейся в „Селе Степанчикове и его обитателях”, обращение Достоевского к первоначальным юношеским впечатлениям от чтения гоголевского „Тараса Бульбы” и других произведений было вполне закономерным”.
Cм. также: Олег Николаев, “„Я тебя породил, я тебя и убью!” Тарас Бульба и суд правителя над сыном в русской культурной традиции” — “Знание — сила”, 2005, № 11 <http://www.znanie-sila.ru>.
Игорь Вишневецкий. Умер академик Гаспаров. — “Взгляд”, 2005, 8 ноября <http://www.vz.ru>.
“В облике Гаспарова поражала изоморфность человека, исследователя и писателя. Глядя на высокого и худого, вечно сгорбленного всевидца-почти слепца, младенца-старика, что-то неутомимо отмечающего бисерным почерком в блокнотике и на листочках, часто глядящего в разговоре мимо собеседника, первое, что приходило на ум: вот классический книжный червь; потом: химерическое соединение птицы и зверя, этакий из острых углов и складок составившийся человек-грифон; а потом: да он попросту гений!”
См. также: “В науке он всегда держался, я бы сказал, немножко поодаль от всех — в стороне и от формальной школы, и от московско-тартуской. Семиотика и лингвистика во многом рассчитаны на создание научных школ, своего круга, разговаривающего на своем, только ему понятном языке. А Гаспарову, мне кажется, были несколько чужды рамки какой-либо школы. Он скорее являл пример того, как стоит заниматься своим делом — даже, казалось бы, столь отдаленным от сегодняшнего дня. Он — не школа, но образец”, — вспоминает доктор филологических наук, заведующий кафедрой античной культуры Российского государственного гуманитарного университета Николай Гринцер (“Он — не школа, но образец” — “Газета”, 2005, № 212, 9 ноября <http://www.gzt.ru>.
См. также: “Тем же незабываемым почерком испещрены были и миниатюрные записные книжечки, которые М. Л. время от времени вынимал из кармана. Их содержимое он щедро ссыпал в „Записи и выписки”, за что был обласкан адептами постмодернизма, доверчиво и радостно принявшими гаспаровские лабораторию ученого и кухню писателя за его
См. также: Константин Поливанов, “Памяти Михаила Гаспарова” — “Время новостей”, 2005, № 208, 9 ноября <http://www.vremya.ru>.
См. также: Михаил Поздняев, “Изобретатель чувства. Памяти академика Михаила Гаспарова” — “Новые Известия”, 2005, 9 ноября <http://www.newizv.ru>.
См. также: Аделаида Метелкина, “Сортировка смертей. Гаспаров написал рассказы Геродота” — “
