требовались передовые и смелые люди, готовые пядь за пядью описывать новые земли государства Российского.
Случилось так, что описание поволжского течения, а затем и вмещающих его каспийских берегов выпало на долю Самуила Готлиба Гмелина. Это был один из тех самоотверженных немецких географов, который, будучи выписан из Тюбингена в Россию Екатериной II, беззаветно отдал несколько лет исследованию совершенно чуждой для него страны; наследие его огромно и прекрасно. Судьба его сложилась трагически: с огромным интересом спустившись по Волге и перезимовав в Астрахани, на следующий (1774) год он отправился на исследование каспийских берегов, описал северную Персию и Закавказье, но на возвратном пути близ Дербента был пойман (так же, как за триста лет до этого Афанасий Никитин) и ограблен разбойными людьми какого-то кайтацкого князька, у которого в плену он заболел и умер в возрасте всего тридцати лет. Тридцать лет! Каждый, кто возьмет в руки книги Гмелина14, несомненно, скажет, что к тридцати годам невозможно исполнить столь грандиозную и подробную работу! Но главная трагедия, может быть, даже не в этом: главное, что сама работа, поставленная ему в задачу, а именно — составление некоего полного свода сведений по Каспийскому морю, была в одиночку неосуществима. Даже простое описание всех каспийских берегов — не говоря уже о той прорве закаспийского пространства, как мы его понимаем сейчас. Разумеется, наивный XVIII век довольствовался гораздо более простодушными описаниями. Но, воистину, развязать узел реалий, которыми опутан Каспий, решительно невозможно: одно перетекает в другое, потом в третье, потом рвется и исчезает без остатка. И что избрать границею сего повествования? Природу только? Природы не хватило: Гмелин подробно описывает все достопримечательности, нравы астраханских татар, калмыцкие легенды… Ну а если к природе присоединить историю, то как вообще быть? Откуда полагать начало всего исторического движения? От появления здесь купцов Афанасия Никитина? Но ведь до Никитина были бухарские и персидские купцы, спешившие в Астрахань или в Сарай, а до татар были хазары, а до хазар — гунны, да еще — Александр Великий, а до Александра — какие-то никому неведомые люди, которые оставили каменные стелы и другие, гораздо более сложные «солнечные» памятники на Устюрте. И до каких пределов полагать повествование? Великие хребты естественной границей отделяли Среднюю Азию от стран еще более дальнего Востока, и тем не менее торговля бухарцев с Индией и Китаем не знала перерывов даже в темные века истории…
Несомненно, такой текст, который связал бы все со всем, та самая «Тотальная география Каспийского моря», не мог быть создан ни Гмелиным, ни одним человеком вообще. Он выявлялся постепенно в течение двух столетий в виде отдельных трудов, путешественных «записок», исследований по отдельным памятникам, монетам, развалинам. В своем зрелом виде это обрело формы, близкие к идеальным: такова, например, девятитомная энциклопедия В. В. Бартольда15, но и она не способна обрисовать всей поэтической и географической реальности, которая называется «внутренний Туркестан».
Возможно — и даже наверняка — текст такого рода мог бы быть только виртуальным. «Тотальная география Каспийского моря» может быть только огромной грибницей в Сети, которая постоянно набухает, меняя свои очертания. В один прекрасный день я сел и попытался создать одну клеточку такой грибницы — разложить на составляющие полторы странички из «Хождения за три моря» А. Никитина, в которых речь идет о низовьях Волги и собственно каспийских берегах. Получилось вот что:
АФАНАСИЙ НИКИТИН (год рождения неизвестен, умер в 1472) — тверской купец, предпринявший со товарищи попытку в 1466 году, до разгрома Золотой Орды, совершить торговую экспедицию в Персию и Ширван . Никитин отправился в путь от «государя своего великого князя тверского Михаила Борисовича» — последнего князя независимого великого княжества Тверского (правил в 1461 — 1485), брата первой жены великого князя московского Ивана III. В 1462 году Иван III и Михаил Борисович заключили договор, который устанавливал полное равенство великих князей. По воспоминаниям, Никитин приурочил свое плаванье к отправке на юг, в Ширван, посольства во главе с Василием Папиным, в ответ на посольство ширваншаха в Москву. Василий Папин отправился в Ширванвместе с послом и дарами для государя, коими были кречеты — птицы для царской охоты. Присутствие на судах экспедиции Хасан-бека, посла Ширвана, обезопасило экспедицию во время долгого пути по Волге. Однако в низовьях Волги корабли попали в ловушку. «…И вошли в Бузан-реку . И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: „Касим-султан подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар”. Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани . А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астраханьцарю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.
Поплыли мы мимо Астрахани,а луна светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: „Качьма — не бегите!” А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал за нами царь всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, а мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза [закола для ловли рыбы] застряло, и они его тут же взяли и разграбили, а моя вся поклажа была на этом судне».
Товар Афанасия Никитина был «мелкая рухлядь» (меха). Но и большое судно не ускользнуло от погони: «Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут они нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами (без товаров) за море. А назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали...» На море судно побольше с послом Хасан-беком и купцами пошло в Дербент, а судно поменьше, которое, разграбив, вернули, — разбило о берег. «Тут стоит
