— Спасите ее! — требовала я. — Сделайте что-нибудь! Сделайте так, чтобы эта собака жила!
— Она не будет жить, — сказал он. — Ей уже не с чем жить. У нее повреждены многие внутренние органы.
— Сделайте операцию! Сделайте что угодно. Но чтобы эта собака жила!
— Невозможно, — постановил он. — Даже если она каким-нибудь чудом выживет, она останется полным инвалидом.
— Пускай! Лишь бы была жива.
— Вам хочется иметь собаку-калеку? Хромую и изуродованную?
— Мне хочется, чтобы она жила.
— Я подыщу вам другую собаку, — пообещал он. — Если хотите, такую же рыжую и лохматую. С такими же ушами.
— Мне не нужна другая собака! Мне нужна эта. Вы не понимаете? Вы обязаны спасти ее! Спасите ее...
— Невозможно. Поверьте, я не враг собакам. Нужно сделать ей укол — усыпить и прекратить тем самым ее мучения.
Каким-то последним отчаянным усилием Лапа вдруг приподняла голову, поискала меня взглядом, нашла, успокоилась — и затихла. Решила, что если я рядом, то, значит, все в порядке. Все хорошо. Карие собачьи глаза закатились. Укол не потребовался.
Когда я вернулась домой, Мартин разговаривал по телефону — кажется, с Юнсонами. Все три наших сына дружно играли в детской. Из распахнутой двери неслись их веселые вопли.
Я сбросила с себя одежду, перепачканную в собачьей крови, и легла в постель. Меня знобило. Нельзя было идти на эту встречу в ресторане “Ретро”. Если бы не пошла, ничего бы не случилось... Ничего бы не случилось...
Не сразу, но на следующий день Эрик заметил наконец Лапино отсутствие и спросил:
— А где Лапа?
Я решила, что обязана сказать правду. Не всю, разумеется, но некоторую ее долю.
— Лапа попала под машину.
— И умерла? — уточнил Хед.
— И умерла, — подтвердила я.
— Насовсем-насовсем умерла? — как-то задорно, будто приглашая братьев повеселиться, повторил Фред.
И все трое рассмеялись.
Я почувствовала, что пол покачнулся и уходит у меня из-под ног. Ухватилась за трехэтажную кровать, постояла немного и потихоньку двинулась к двери. Они вернулись к игре. “Нет, это не мои дети, — подумала я. — Это какие-то подкидыши. А может, они не понимают, что такое смерть? Думают, что это как в кино? Как в мультфильме…”
Дня через два, а может, три позвонил Денис:
— Привет, мать! Как поживаете? Лапа жива?
— Нет, не жива, — произнесла я после несколько затянувшегося молчания. — Нету больше Лапы...
Зарыдал — как-то нарочито громко, обвиняюще, — а потом вообще бросил трубку.
“Ну, извините, — подумала я, а может, даже произнесла вслух. — Недокараулили. Недосмотрели. Прошляпили Лапу — пока вы там изволите набираться ценных впечатлений...”
