Дадада
Квартирный вопрос испортил не только москвичей, осталось самое сложное: уговорить Аннушку, но не ту, поменяться квартирами. Молодёжь пустить в свою двухкомнатную на своём втором этаже, а самой жить по углам, а с какой, собственно, радости, а ради молодых, ради внуков, ради будущего, уговаривали долго, поили валерьянкой, кошки следом бегали, о стерлёдке забыв, сколько аргументов придумывали, чтобы, для этого. Не помогало ничего. Последним аргументом было, что в гости никто ходить не будет, за квартиру она платить не будет, найдут угол ближе к реке, ближе к стерлёдке, прорубь прорубят, мостки соорудят, новые удочки, всё для тебя, радость наша, всё по правилам, такие у нас условия, такая ситуация в жизни. Ну, пойми. Проснувшись в 12 часов пополуночи, Аннушка, но не та, согласилась пустить в квартиру на своём втором этаже внучку и её жениха, уж почти что мужа. А для того убить насмерть всех бывших с ней восемь кошек. Гонимая желанием угодить, вызвала без промедленья специальных ветврачей. Почуяв неладное, кошки начали двигать мебель, устраивать баррикаду, но как были слабы, то смогли подвинуть к двери единственно тумбочку, которовая с лёгкостью была убрана бригадой из двух врачей. Ониже, увидев добычу, поострили пистолеты патронами, но не с ядом, а с порохом, и устроили распальбу, разбужая в первом ночи соседей. Бывшие в квартире кошки разбежались по всей квартире на втором этаже, громко сбивая с мест вазы с мимозами и вербами неживыми, прячась за шкаф, под диван, на лампочку, а большинство между сигануло окон, стёкол в окнах. Тут-то их и поймали пули, пуская обильную кровь по стенам квартиры Аннушки, но не той, на втором этаже. Внизу заорали уличные коты, требуя уже не стерлёдки, но жизни виду. Однако, поздно. Все мёртвые кошки подлежали выбросу, чем незамедлительно и занялись врачи, по пути на улице отстреливая и других котов/кошек, собирая и их, чтобы сжечь в печи. После того неделю город жил в дыму. Засыпая среди пятен четвероногой крови, Аннушка, но не та, подумала: пусть отмывают сами. В то же время молодые просыпаются, пляшут вокруг стола, говорят (курсив): неужели же это будет, неужели же это будет с нами. Теперь от радости пойдём танцовать, соприкоснёмся ртами. Ещё здоровые у нас молодые зубы, что странно, хотя тленье уже коснулось волос, а экзема — кожи. Ты хромой, я с бельмом — мы чем-то похожи. Распад коснулся ресниц. Мы подымем, прямо сейчас — подымем веки свои от глаз и не увидим ресниц, выпали. Мы увидим друг друга такими, как есть, голеньких, безволосых, белых, увечных дара знать, что дальше, и даже что есть теперь, дрожащих от страсти и холода, стучащих зубами, покрытых гусиной кожей, держащихся друг за друга, любимых, любимых, теперь мы точно поженимся.
Всёделозакольцами
Продайте нам колечки обручальные, в конце концов, за что детей? Это рассказ о ребёнке, которового не то чтобы не хотели рожать, но сомневались, нужен ли, которовый всё время уходил из дому и которового родители всегда находили в городе В, брали на руки, уносили домой, укладывали в кровать, укрывали одеялом, говорили: ну теперь-то ты не уходи, не видишь, мы тебя любим, нам без тебя никак, а он засыпал тихо, через несколько времени опять уходил, потому что ноги несли его сами, увечного ребёнка, с бельмом на правом глазу, с заячьей губой, которовый говорил: а вот мои сорок братьев возлюбленных и показывал на число малолетних подростков одинаковых с лица воды не пить в ступе толочь следы скалящих зубы и насмешничали над увечным того не понимая что он вроде ангела говорил: все мы стоим в городе В осиянном но не том а там где собрались все языки обратно в один но и это не помогло всё равно все ругаются не понимают чего хотят не понимают друг друга не поднимают падающих алкоголиков падших такой город о нём вам мало расскажет атлас и справочник географии хотя там найдёте упоминание о правом и левом берегах возьмите ещё хроники летопись узнаете о кремле и оврагах и царь императорское величество Александр выбросил в овраг ананас поднесённый а также ссылали поляков медвежий угол всех принимал одинаково и наши писатели там побывали и архитекторы вольнодумцы в осиянном городе В но съезжали благодаря за угол и хозяйские свечи когда исходили сроки вслед смотрела кикимора кикиморы дети махали платками потом рожали город рос пил веселился в знак своя своих не познаше и закидаша стрелами и свистопляску родиша праздником славиша Трифона Чудотворца видевшего Богородицу и Прокопия с колокольцем в веригах Христабогаради бежали Лаврентия Горку бежали школы бежали дара знать осияние невечернее города В языка молитв воззвах Тебя услышь меня и приклони ухо Твоё ко мне и остави быти на этой земле нашли идоша рекою остави полонёну быти своим языком неужели потяту совсем быти красою мира сего белаго свету до сумерек и сумерек красотой и снега леса круглого крутого и пологого берегов останемся братья здесь и дружино полонённые красотой увечные дара знать дальние леса и пригорки лысые горы узкие широкие реки змеи доисторические костьми легли звери надо нам насадили яблоков монастыри поставили ходы прокопали подземные спрятали дар знать в землю иногда по весне выходит ловите кто сможет поймать взяла кикимора кикиморы дочки дочкам передают не всем а кому получится а больше не ловит никто разве неместный уносит за пазухой дует в ладошку хлопает лупает глазами ресницами удивлённо откуда здесь это откуда столько в дырявой дыре углу севера по лесам затерялось затёрлось разошлись вот мои сорок братьев возлюбленных вот выросли пьют веселятся в тряпочку к девушкам пристают одному достанется дочка неразных дочек кикиморы она получить может дар знать не пользоваться доступами в архивы высшая мудрость очередь к книге я говорю меня можно слушать прикрыв глаза покачивая головой на бывшей стене аркучи а лучше другого меня меня больше не ищите секреток всё наверху написаны книги священные пойдёшь направо налево прямо дорогой нетореной гати стели придёшь откуда ушёл поймёшь что не там а надо смотреть и слушать читать и верить тогда получится когда хочешь знать никому не дано кроме.
Верьверь
Дальше была жизнь, гимн семье, просто песня, которовую чтобы разобрать, это надо примерно также быть, жить или хотя бы представить (представить курсив), хотя бы представить (курсив обратно же) эту жизнь, с этим снегом, наличием отсутствия секреток, точнее, секретом их присутствия в мире, с этим домом с грифонами и Водопроводной имени кикиморы, которовая перенесла раз навсегда город, круглый лес для его строительства, с этими поющими улицами, по которовым проходятся не спеша поэты, а также сотрудники специальной службы, уничтожающей кошек, готовые к убиению немедленно, этот горящий и вырастающий лес, город в исчезающем/появляющемся лесу, овраги, чистые и грязные, глубокие и мелкие. Надо так же разбираться с этим зелёным тазиком подле (вразрядку подле) продавленного замуштрованного дивана, граждан великой страны, которовые не пустили архитектора в его дом, а с чего ради, спрашивается, он чекист, что ли. Надо так же желать трамваи, любить овраги, прыгать через них ходулями, давать им имена, такие, чтобы они ещё прижились, спускаться в них и проваливаться в них через наст, считать святыми бастующих дворников, просить у лопат прощенья, прощанья, долгих проводов, чистых слез реветь, не плакать попусту, что ли, приносить святующим и святовствующим дворникам крошки в ладонях, чтобы было чем кормить воробьев, голубей, давать сморкаться в свой носовочек, также ненавидеть и вовсе любить предложенную, а другой нет, жизнь с отчаянием умереть/прожить, сжимать кулаки и скрипеть зубами, подставлять каждый раз новую щёку, долго объяснять, словом, словами долго объяснять, что надо ещё и ещё, для того, чтобы песня была разобрана. Проще и вам и мне (что касается авторства, то оно тут) к собачьим напиться, как делают поэты города В, поэт и музыкант Р. в частности, и станешь с ним на одну досточку, только он росточком выдался, и поймёшь, от чего он поёт, а слова красота (“”) и боль (“”) тут ни при чём, поёт, поёт, ища не славы и не копеечки, а своего продолжения ради. И разберёшь слова о несбытых трамваях желанных, о том, как поворачиваются к тебе другой стороной, а могли бы лицом, как сгорает листва и леса занимаются заревом от пожара от солнцашарова жара, о любви какой-никакой, а сильной, о белой красивой лодке, о бегут янычары, о князя Игоря рубят частями, показывают спектакль, не