— Ну?
— Лайнер, — тупо сказал я. — Лайнер на него налетел. Плотик пополам.
Стоило мне замолкнуть, как он нетерпеливо нукал.
— Матрос за бревно схватился. Болтается на волне кое-как...
— Ну?
— На палубу вышел капитан. В белом кителе. В фуражке с крабом. Смотрит — матрос.
Каждая следующая моя фраза звучала все тверже.
— А матрос кричит снизу: “Парле ву франсе?”
— Ну?
— “Шпрехен зи дойч?” Потом еще по-испански.
Витя напряженно молчал.
— По-итальянски, по-шведски. Не знаю. По-аргентински.
— Ну?
— В конце концов: “Ду ю спик инглиш?” Капитан ему в ответ: “Йес! Йес!”
Он заерзал.
— “Я и говорю: на кой ляд же вы мой плотик разбомбили?” — раздраженно закончил я.
— А-а-а! — разочарованно протянул Витя. — Ты мне этот анекдот уже рассказывал!..
Краешек луны показался над лесом, и тут же посветлело.
Армяне
Всякий, кто касался теории машин и механизмов, знает, что этот предмет не сложен, однако требует некоторой систематичности. Каковую трудно проявить на третьем курсе по причине любви и портвейна.
Экзамен принимал некто Гайк Ашотович Атанесянц, доцент.
Я стоял в коридоре, пролистывая напоследок учебник. Он был слишком толст, чтобы надеяться на тройку. Два балла в ведомости грозили большими осложнениями.
— Ну как? — спросил Мамука Анджапаридзе, грузин родом из Махачкалы.
— Может, проскочим? — предположил я.
Он безнадежно махнул рукой и саркастически усмехнулся:
— Ага, проскочим... Ты что, армян не знаешь?
Я пожал плечами. Откуда мне было так уж их знать? Я вырос среди
— Это тако-о-о-ой народец, — протянул Мамука. — С ними на одном поле лучше не садись. Неприятные людишки... Да что говорить!..
Я снова пожал плечами. Сказать мне было нечего.
— Вон, на Атанесянца посмотри! — воззвал Мамука к моему здравомыслию. — Что? Скажешь, приятный человек?
