на Нерли трава
крыта омофором.
Боголюбским лугом — он и люб, и леп,
преломляется вечер мой, словно хлеб,
чтобы горький путь стал святой просфорой.
Ты во мне не пали, страшный город Москва,
на Нерли стоит церква Покрова,
на ней крылья льва
и синеет купол.
Боголюбским лугом — он и люб, и леп,
преломляется стан мой, как стебель плугом,
потому что мне и легко, и любо
на эту перину навеки лечь.
В блеске златом среднерусского круга
как соблазнительно, верите, лечь
в травную и золотистую смерть
скошенной — в ноги любимого друга
на перину непрожитых лет.
Бутов Михаил Владимирович родился в 1964 году в Москве. Прозаик, эссеист. Автор книг «Изваяние Пана» (М., 1994), «Свобода» (СПб., 2000). Лауреат Букеровской премии (1999) и премий журнала «Новый мир» (1999, 2003). Живет в Москве.
К известиям об убийствах, несчастных случаях, катастрофах и террористических актах Пудис относился с поражавшим окружающих равнодушием. Когда все ахали и бросались к телевизору, Пудис пытался продолжать разговоры на прежние темы, отчего даже расположенные к нему люди начинали подозревать его в крайней душевной черствости. На самом деле его в такой ужас приводила мысль о смерти вообще, пускай и в свой срок, в старости, что разницы между различными видами смерти он попросту не желал видеть. (Мне понадобилось несколько лет, чтобы угадать это.) Думал, что не видит, пытался не видеть. И все-таки особенно боялся смерти от хама. За версту обходил ментов, бандитов, вообще любую шпану и старательно избегал мест и ситуаций, где мог бы пересечься с ними. Чтобы не попасть в армию, он когда-то убежал на другую сторону земного шара.
Пудис погиб в автомобильной аварии на Профсоюзной улице. Он возвращался от меня. За неделю до этого я снял однокомнатную квартиру в Матвеевском, и он заехал посмотреть, где теперь меня искать. Пудис который год жил в Черемушках, как-то они там сошлись с хозяином квартиры на условиях, удобных обоим, так что вопрос о переезде не вставал. Если бы Пудис не забыл у меня телефон, ничего бы этого не случилось. Буквально через пять минут после того, как мы распрощались, я сообразил, что как раз в состоянии отдать ему двести одолженных долларов. Взялся звонить, но его мобильник запиликал на кухне. А он наверняка бы развернулся. Уже на похоронах я узнал, что водитель, виновник аварии, в тот день впервые вел машину с гидроусилителем руля и автоматической коробкой. Это была новая японская машина его жены, они возвращались из загородного дома, жена спала на заднем сиденье. Что-то произошло на дороге. Привыкший к русскому простому рулю, водитель сделал слишком резкое движение, и машина отреагировала неожиданно для него сильно. Почти не потеряв скорость, они перелетели бульварчик, разделяющий там полосы встречного движения, и Пудис, шедший навстречу в крайнем ряду километров под девяносто, врезался им в правое переднее крыло. В японской машине успели сработать подушки безопасности, так что жена на заднем сиденье пострадала даже сильнее водителя. В “девяносто девятой” Пудиса сработать было нечему, и он умер от удара, хотя внешних травм почти не получил — даром что машина разлетелась чуть ли не в клочья. Я бывал в авариях — заканчивались они, правда, не так тяжело — и знаю, что все происходит очень быстро и ты до последнего мгновения, последней миллисекунды пытаешься вырулить, что-то предпринять, а испытать страх попросту не успеваешь. Так что
