Сказано — сделано. В условленный воскресный день мы заранее, еще до боя, тайно привели и привязали Рэкса в блиндаже и приказали Зинке его стеречь. Хотя кто кого стерег, подумать надо.
Мы уже как бы попривыкли к боевой обстановке, но вот привыкнуть к тому, что в тебя попадают камнем, было все-таки трудней. Мы и одевались поплотнее, на каждом — свитер, пиджак, пальто.
— Свитер-то зачем? — удивлялась мать.
— Мерзну.
— Что ж ты будешь делать зимой?
— Да какая здесь зима?! — отмахивался я.
— Откуда у тебя синяки? А на спине нет, — удивлялся отчим, намыливая мне в ванной спину.
Сам я до сих пор не умею ее толком мыть. У всех длинных мочалок треклятые тесемки отрываются на второй-третий раз. Признаюсь, я мылся раз в неделю, зато основательно, с мочалкой и мылом, как в российской бане. А родители, словно прирожденные европейцы, принимали душ каждый день. Сам того не зная, старлей здорово похвалил меня, сказав, что нет синяков на спине. Значит, я не показывал спину врагу, не драпал от него, а сражался лицом к лицу.
Но ближе к бою. Мы таки угадали, что враги предпримут атаку. Когда они, выскочив из окопа, понеслись на нас, Леонид закричал страшным голосом:
— Рэкс, фас!
И Зинка выпустила собаку.
— Фас! — кричал Леонид, выскочив из окопа, и, словно маршал Жуков, указывал рукой на противника.
Однако враги не дрогнули и осыпали Рэкса градом камней. Рэкс, запнувшись, повернул обратно и, скуля, спрыгнул к нам в окоп. А немцы организованно отступили к себе в укрытие. Соваться в наш окоп, где была овчарка, они не решились, хватило ума. К нам присоединилась Зинка, и началась перекричка. Не перекличка, а именно
— Нечестно, мы тоже собаку приведем! — переводила нам Зинка.
— А вас больше! — вновь переводила она, теперь в другую сторону.
И так до бесконечности, до хрипоты.
Мы поздно заметили, что у Рэкса рассечена до крови бровь над правым глазом. Первой узрела Зинка:
— Держите его крепче, — и обработала ему рану йодом. В благодарность Рэкс чуть не цапнул ее. Немецкая псина, ничего удивительного.
— Вас даже ваши собаки ненавидят! Овчарка-то немецкая! — внезапно заорал Леонид врагам. Зинка охотно и громко перевела немчуре.
— Швайнхунд! — прокричали оттуда.
— Свинья-собака, — разъяснила нам Зинка и растерянно спросила: — А что, бывает такая порода?
— Нет. Они нашу собаку свиньей обозвали, — хмуро ответил Леонид.
Снова началась перекричка. И договорились о позиционной войне: со следующего раза никто — ни они, ни мы — в атаку ходить не будет, а мы уберем собаку.
— Нет, ну надо же! — возмущался на обратном пути Витька. — Их же больше!
— Ничего, их и под Москвой было больше, — зловеще произнес Леонид, вынул из кармана дамский револьвер, что я ему подарил, и откинул пальцем вбок барабан. В нем медно сияли затылки с капсюлями шести патрончиков.
— Будет мне работы, — нервно хихикнула Зинка.
