Определяющим фактором общественной жизни станет научное знание. Оно вытеснит труд, ручной и механизированный, в его роли фактора стоимости услуг и товаров. Экономические функции капитала перейдут к информации. В результате ядром организации общества, главным социальным институтом его станет университет — центр производства, переработки и накопления знаний. Промышленные корпорации, главенствовавшие в индустриальную эру, будут постепенно вытеснены на периферию. Принципиально иной характер приобретет деление на имущих и неимущих: информированные слои общества образуют «новых богатых», неинформированные — «новых бедных». Соответственно источник социальных конфликтов переместится из экономической сферы в сферу культуры. Более того, поскольку инфраструктурой нового общества явится интеллектуальная техника, возникнет «симбиоз» между нею и основными социальными институтами. Общество вступит в «тех нет ронную эру»: социальные процессы будут полностью программируемыми.
«Такого рода информационное общество, — заключает исследователь, — нигде не состоялось, хотя основные технико-экономические атрибуты постиндустриальной эпохи налицо: преобладание в ВВП доли услуг, снижение доли занятых во „вторичном” [промышленном] и рост доли „третичного” [сервисного] сектора экономики, тотальная компьютеризация и т. п. Университет не заменил промышленную корпорацию в качестве базового института „нового общества”, скорее академическое знание было инкорпорировано в процесс капиталистического производства. Общество сейчас мало походит на целостную программируемую систему институтов. Оно <…> больше похоже на мозаичное поле дебатов и конфликтов по поводу социального использования символических благ»3.
По мнению того же исследователя, прогнозы теоретиков информационного общества оказались несостоятельными, потому что авторы их отождествляли знание и информацию.
Знание — это интеллектуальный продукт. Оно предполагает создание новых смыслов на основе уже имеющихся. В этих координатах современный мир мало чем отличается от Античности или Средневековья. «...Классификации элементарных частиц в ХХ в. столь же многочисленны и сложны и в той же степени связаны с опытными данными, что и классификации ангелов и демонов в веке XV. В настоящее время больше физики и меньше демонологии, тогда как пятьсот лет назад соотношение было обратным, но по общему числу моделей эпохи принципиально не различаются». Причем прикладная ценность знаний также сопоставима. «Геоцентрическая модель Птолемея позволяет рассчитывать видимое положение планет ничуть не хуже, чем гелиоцентрические модели Коперника и Галилея; доклады Римскому клубу дают столь же точные прогнозы о будущем человечества, что и средневековые пророчества о Страшном суде»4.
И это действительно так. Если открыть знаменитые «Пределы роста», изданные в 1972 году, то легко убедиться, что, по мнению тогдашних экспертов, опиравшихся, кстати, на самые строгие математические расчеты, человечество в начале XXI века должно было находиться на грани гибели: к 1981 году должны были истощиться мировые запасы золота, к 1985-му — ртути, к 1987-му — олова, к 1992- му мы должны были остаться без цинка и нефти, а к 1993 году — без меди, свинца и газа.
Принципиальная ошибка, по мысли автора, заключается в том, что в новой эпохе возросло вовсе не количество знаний, а количество коммуникаций.
«Тиражирование (не путать с созданием) интеллектуального продукта, передача сведений о нем посредством печатных изданий, телеграфа, радио, телевидения, лекций и семинаров в рамках системы всеобщего образования, а теперь еще и сети Internet — вот что коренным образом отличает современное общество как информационное. И за словом „информация” кроется именно коммуникация, а не знание <…> Нетрудно заметить: более информированный человек — это не тот, кто больше знает, а тот, кто участвует в большем числе коммуникаций»5.
Это было довольно типичное прогностическое заблуждение. Фундаментальным свойством будущего является его принципиальная новизна. Будущее, если определять его как фазу истории, принципиально несовместимую с предыдущей, представляет собой не «продолженное настоящее», не механическое масштабирование тенденций текущей реальности, перенесенных «вперед», а нечто такое, чего до сих пор не было. Будущее всегда ортогонально, «перпендикулярно» существующему пейзажу и потому, овеществляясь в действительности, выглядит вовсе не так, как следует из простых арифметиче ских представлений.
Мы вступили не в «общество знаний», а в «общество мгновенных контактов». Мы не стали ни образованнее, ни умнее по сравнению с людьми предшествующих эпох, зато внезапно, как дар богов, приобрели нечто иное. Коммуникативный выход практически в любую точку земного шара, если там, конечно, наличествует соответствующее техническое обеспечение, знаменовал собой давнюю мечту человечества — победу над неумолимым пространством. Уже не требуется тащиться две недели на лошадях из Петербурга в Москву или ждать почти месяц, пока придет оттуда письменный ответ на запрос. Не требуется, чтобы фирма и ее производственные подразделения находились обязательно на одной физической территории. Получить необходимые сведения, внести коррективы в работу, ведущуюся за тысячи километров отсюда, можно за считанные минуты. В Интернете пространства нет, есть только время.
Это, в свою очередь, означает, что управление любыми процессами стало возможным осуществлять в реальном временнбом исчислении. А поле деятельности человека расширилось до планетарных масштабов.
В эпоху компьютеров мир начал становиться глобальным.
Из тумана будущего, ранее скрывавшего горизонт, выдвинулся континент, о существовании которого не подозревали.
Колумб плыл в Индию, а открыл Америку.
Человечество вместо информационного общества оказалось в реальности Всемирной сети.
