Своеобразное приложение к амбициозному проекту исследователей из Института русского языка им. В. В. Виноградова под предводительством известного хлебниковеда Виктора Григорьева к “Словарю языка русской поэзии ХХ века” (вышло два тома). Создание словаря поэтического языка не одного, а целого десятка первостатейных авторов: Анненского, Ахматовой, Блока, Есенина, Кузмина, Мандельштама, Маяковского, Пастернака, Хлебникова, Цветаевой — задача, вызывающая восхищение. Неизбежны, правда, спекуляции по поводу состава препарируемых поэтов (мол, почему тот-то, а не тот-то, где Белый, Ходасевич, Клюев, Заболоцкий и т. д.), но всякому понятна невозможность объять необъятное, поэтому какие-либо границы всегда необходимы. Почему бы не эти?
Однако это все касается проекта в целом; данное же издание — его аппендикс, вспомогательная и одновременно самостоятельная работа. Личное имя здесь предстает не историко-литературным свидетельством, основой для комментария (хотя энциклопедическое толкование приводится к каждой статье), но элементом поэтической речи, неотменимой частью художественной структуры текста. Имя здесь не столько факт, сколько слово.
Вообще, чтение словарей и энциклопедий — занятие, относящееся, при всей своей специфичности, к самым увлекательным. Перегруппировка мира, осуществляемая бесстрастным алфавитом, выстраивает новые, непредвиденные связи. Так и здесь — непривычный срез русского модернистского поэтического континуума поселяет на соседних страницах Иисуса (примеры из Анненского, Есенина, Маяковского, Кузмина) и Ильича (примеры из тех же Маяковского и Есенина), а виртуальные существа уравнены в своей функциональности с реальными. Интересно было бы составить подобный тезаурус для современной поэзии и сравнить статистику: а вдруг окажется, что личное имя в тексте, как один из признаков “новой искренности”, — не такая уж и новость?
Русский экспрессионизм. Теория. Практика. Критика. Составитель В. Н. Терёхина. М., ИМЛИ РАН, 2005, 512 стр.
Данный том выпущен в продолжение изданной семь лет назад тем же академическим институтом антологии “Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания” и сделан с не меньшим тщанием (если не с большим, поскольку в новой книге очевидна куда более сложная архивная работа).
Благородное дело заполнения лакун в отечественной литературной истории минувшего века вызывает исключительное уважение. “Главные маргиналы” (прошу прощения за оксюморон) уже почти все изданы (остались еще Сергей Нельдихен да Тихон Чурилин), дело дошло до “маргиналов второстепенных”. Немалая доля тех мимолетных групп, что для многих оставались лишенными внутреннего содержания экзотизмами, порой встречаемыми в литературных мемуарах о серебряном веке, опубликована здесь с изрядной полнотой: “фуисты”, “экспрессионисты”, “эмоционалисты”, участники группы “Московский Парнас”. Новизна этих публикаций неодинакова: “эмоционалисты” с их альманахом “Абраксас” группировались вокруг Михаила Кузмина — и потому не внове любителям модернистской поэзии. Иные группы куда менее проявлены в сознании, — а меж тем там были такие яркие персонажи, как Борис Земенков (изменивший “экспрессионизму” с “ничевоками”) и Варвара Монина (близкая кругу и поэтике “Центрифуги”), Евгений Габрилович (ставший известным советским киносценаристом) и Борис Лапин (впоследствии погибший на войне очеркист), составляющая пары “Лапин — Хацревин”, а в юности — звезда русского авангарда:
Бог питал нас голодовкой
И портянкой прикрывал,
Повар нас схватил мутовкой
И в кастрюлю покидал.
Там нас медленно варили,
Там питались нами вши,
А потом нас оцепили
И лишили нас души
..............................
его имя, как и Георгия Оболдуева, необходимо встроить в середину ряда, идущего от футуристов к обэриутам.
Вопрос возникает, собственно, к самому объединению этих авторов под шапкой “экспрессионизма”, ведь подобное самоназвание принадлежало лишь эфемерной группе под предводительством Ипполита Соколова. Из обстоятельного предисловия Веры Терёхиной следует, что чуть ли не весь русский модернизм, или по крайней мере авангард, по сути, является экспрессионизмом. По мне, это умножение сущностей. Что общего между эпигоном имажинистов (которые и сами-то, в общем, были “не первый сорт”) Сергеем Спасским, примитивистом Лапиным и филигранным Кузминым — непонятно, кроме общей установки на деформацию канона (каковая установка в целом характерна для литературы той эпохи). Однако сама публикация этих текстов и материалов — большое и правильное дело.
