видно, что там, снаружи. Впрочем, это было самое обычное Подмосковье.
Когда прибыли, в ларьке у платформы я купил бутылку десертного вина.
По пути от станции к дому мы прошли мимо двух настоящих бараков — черных, кривых, многосемейных. Хорошо, что не довелось мне жить в таком бараке. Я бы стал уркой или удавился… Потом начались частные дома, один из них был Катин — деревянный, с садом и сараем, не квартирка какая- нибудь. А в саду яблони и высокая сосна.
Катя работает в районной библиотеке. Летом, во время ремонта, оттуда, из подсобки, решили выбросить несколько подшивок толстых литературных журналов пятнадцатилетней примерно давности. И Катя понемногу перенесла их к себе в сарай. Я и напросился к ней — выбрать что-нибудь почитать; не потому только, понятное дело, что мечтал разжиться журналами.
Мы прошли по участку, остановились у крыльца. Свежий снег во дворе весь был в собачьих следах.
— Где твой пес? — спросил я.
— Это дворняга какая-то забежала, там дыра в заборе, а Рекс недели две назад пропал. — Катя посмотрела на пустую конуру. — Старый он совсем, лайка. Жалко, вряд ли вернется.
Я подумал, что надо будет подарить ей щенка, маленькую лайку. Выбрать такого посимпатичнее, с голубыми глазами. Катька будет брать его на руки и смотреть своими зелеными глазами в собачьи голубые.
— В дом зайдешь? — спросила она. — Или сразу — в сарай? Ты ведь за журналами приехал. Тебе ведь они одни и нужны.
Я отвечал, что не только журналы меня влекут, что не такой уж я негодяй… И мы пошли в дом и пили чай с вином и медом.
Потом стояли в саду под яблоней, курили, и я решил прочесть Катьке начало своего нового стихотворения.
— Это о человеке, который сумел преодолеть разгул неофитства.
Федор проехал последний блокпост,
Он остановил машину в поселке
И открыл бутылочку крепкого пива.
С наслаждением глотнул. Смеркалось…
Дорогу очень медленно переходили гуси.
На обочине, возле пыльного ведра
С картошкой, сидела бабка.
Федору показалось, что она умерла…
Катя, когда слушает, молчит серьезно так и выглядит при этом особенно мило.
— Недавно вот сочинил еще один стих, почти стоический, — похвастался я. И прочел громко:
Немолодая тетка ехала в автобусе
Мимо белого особнячка
И подумала, что в молодости
Вполне можно было забить на всё…
И когда автобус ехал мимо кладбища,
Ей было уже не страшно.
— Почему у тебя все такое прямолинейное и со смертью? — вздохнула она. — Не особо
