11Там же, стр. 17.
12“Поколение „Лимонки””, стр. 321.
13Старобинец Анна. Переходный возраст. СПб. — М., “Лимбус-Пресс”, 2005, стр. 60.
14Старобинец Анна. Переходный возраст, стр. 57.
15Там же, стр. 60.
16“Поколение „Лимонки””, стр. 269.
17Там же, стр. 67.
18 [email protected] Мертвые могут танцевать, стр. 254.
19Слаповский Алексей. Они. М., “Эксмо”, 2005, стр. 11.
20Там же, стр. 10.
21Алеников Владимир. Ублюдки. СПб. — М., “Ламбус-Пресс”, 2005, стр. 102.
22Старобинец Анна. Переходный возраст, стр. 95.
23 [email protected] Мертвые могут танцевать, стр. 242.
Кормилова Мария Сергеевна, 1984 года рождения, — выпускница факультета журналистики МГУ. В 2003 — 2005 годах регулярно печатала тексты на литературные темы в газете “Новые Известия”. Работает учителем в школе. На страницах “Нового мира” выступает впервые.
Инфантильное сознание — только одна из черт молодой литературы, свойственная далеко не всем авторам и вовсе не обязательно возникающая от порока самолюбования или литературного ученичества1. Это не ругательство, ни в коем случае! Ругать большого ребенка, не разобравшись, в чем дело, — по крайней мере непедагогично. Часто это даже состояние персонажа, а не автора, то есть удачный прием, выдвигающий ловко найденного, типичного героя времени. В каких-то проявлениях обостренная детскость, конечно, существовала в литературе и раньше: в психологической прозе толстовского образца, в эмигрантской тоске по родительскому дому, в хулиганстве шестидесятничества, — но не выпячивалась настолько демонстративно, не обсуждалась в литературе как самостоятельная и иногда определяющая черта характера. Инфантильный персонаж, бесконечно трогательный, обаятельный и одновременно отталкивающий (не дай бог такому довериться!), так часто видится мне в искусстве, в жизни, в себе, в других, в коммерческой и некоммерческой культуре, что все эти совпадения складываются в подобие картинок “найдите десять отличий”. Или интертекстуальных сходств, если хотите.
Картинка первая — реклама в метро. На выцветшей зеленоватой фотографии — мальчик в костюме зайца с длинными ушами. На заднем плане елка. Согласно подписи, этого мальчика зовут Сергеем, сейчас ему уже за тридцать, но он до сих пор любит мороженое, которым его накормили в тот Новый год. Расчет на то, что трогательно, знакомо и мило. И даже прием какой-то приятно, но ненавязчиво знакомый, только низведенный до рекламного жанра. Что-то вертится в голове: откуда бы знакомый? Да по драматургии Евгения Гришковца!
Картинка вторая — мизансцена из спектакля “Зима” по пьесе Гришковца (РАМТ, постановка Александра Огарева). Действующие лица: первый солдат, второй солдат и Снегурочка — как будто из Андерсена и русской сказки одновременно. На самом деле это — пьеса-фантазия о молоденьких солдатиках, совсем, по сути, мальчишках, построенная на “А что, если?..” и “А помнишь, как?..”, в которой сослуживцы, промерзнув на посту до полусмерти, мысленно меняют костюмы, надевая то школьную форму, то шапочку с заячьими ушами, а под занавес “не торопясь упрыгивают”. Когда взрослая жизнь такая непонятная и жестокая, бывает, что голос сам непроизвольно срывается на детские интонации — от отчаянья.
Картинка третья — из жизни. Городские гуляния новой России, здоровый мужик с поролоновыми заячьими ушами на голове. С ними пиво больше забирает: карнавальный эффект, слияние с толпой, все равны, границы отменены. Не венецианские сословные, так более актуальные — возрастные. Запретов нет, все обращают на тебя внимание, все умиленно-снисходительны к твоим чудачествам.