...Когда фрагменты дорожных очерков Мурадяна вышли два года назад в “Дружбе народов”, Галина Корнилова назвала эту прозу “блестящей”. Теперь это — большая, переполненная запахами, философией, впечатлениями, живописью и театром (сюда входят сценические новеллы) книга. И блеск ее, уже не фрагментарный, но объемный, — в той любовной жадности к череде мгновений, к нетерпеливому, но тщательному их проживанию, которое так свойственно пускающемуся в путешествие армянину. Давид Мурадян обладает двойным зрением, взрослым и детским одновременно: свое наивное любопытство он бесконечно и, возможно, бессознательно подпитывает эрудицией “взрослости”, но делает это так изящно, что проследить переход публицистического письма в художественную прозу почти не удается.
“Когда жизнь превращается в текст, считай, что она удвоилась.
Балкон, выступающий над морем.
Юрий Коваль рисовал сиреневых кошек и красные деревья. Спиридон Вангели говорил, что, читая рассказы Сарояна, он на несколько часов становится армянином. „Знаете, он на меня действует так, как дождь на землю”.
Крымские эскизы — прибрежный дом Спендиарова, его бюст и почти обвалившаяся веранда.
Теплоход „Айвазовский”. Но я остаюсь на берегу”...
Перевела книгу Вера Асланян.
Виталий Каплан, Алексей Соколов. Струна. М., “Форум”, 2006, 416 стр. (“Другая сторона”).
К чтению этой и следующей книги (на которые мне уже приходилось публично обращать внимание) я пригласил бы с помощью поиска в своем личном читательском опыте какой-то одной важной для меня детали, одного мотива, одного вектора. А сам — отошел бы в сторону.
В этом сочинении, которое писалось пять лет (авторы, насколько я знаю, — бывший учитель и бывший ученик), для меня оказалась очень важной сама тема, что, кстати, вызвала споры, не утихающие до сих пор. Тема-то старинная: цель и средства. В этом фантастическом романе (действие происходит в наши и в любые другие дни) рассказано о тайной организации, окормляемой особыми высшими силами, поставившей своей благородной целью защищать детей, страдающих от жестокостей взрослого мира. И защищать, если потребуется, — жестоко. По-моему, это замечательная притча об ответственности, немного замаскированная под захватывающий психологический триллер внутри узнаваемого подросткового мира.
Мариам Юзефовская. Беса ме мучо. М., “Вагриус Плюс”, 2006, 304 стр.
Всего удивительнее в этом трагическом “антилюбовном” романе, на мой взгляд, то, что ритм вполне кошмарного повествования, где гордость надолго обручилась с пошлостью, оказался нарастающим, подползающим к сердцу, постепенно узнаваемым ритмом того танца, название которого держит всю долгую, натужную, непредумышленную “трагедию положений”. Души закрыты, царствует, так сказать,
- 2
Елена Фанайлова. Русская версия. М., “Запасный выход / Emergency Exit”, 2005, 144 стр. + CD (“Внутренний голос”).
Этот “минус” никак не относится к поэтическому дарованию талантливой радиожурналистки Елены Фанайловой, которое мне очевидно и без супернавороченных эссеев в журнале “Воздух”. Этот “минус” — мое состояние после прочтения “Русской версии”. Жалко к тому же, что я не остановился на стихотворных текстах, а двинулся в следующий, еще более раскованный раздел этой, увы, более претенциозной, чем трагической (как мне поначалу показалось) книги: “Если бы не работа на радио „Свобода”, я оставалась бы провинциальной п...дострадалицей с демоническими амбициями, очкастой крысой с почасовой оплатой в университете, алкоголичкой-неудачницей”.
В аннотации пишут: “Пронзительные стихи, жестокие рецензии, откровенные интервью”. И в оформлении “использована” икона Пресвятой Богородицы “Неупиваемая чаша” (соседствующая сами понимаете с какими лексическими единицами в соответствующих излияниях). Такая вот русская версия.
