сознания появилась отчетливая мысль. Аня жалеет меня. Аня пытается прикрыть меня собой, как-то защитить от фатальной внешней угрозы. Я погладил ее волосы. Стало спокойно и умиротворенно.
Подошли девчонки с пакетами. Пошли выгружаться. Мы обнялись с Аней. И долго так простояли. Это было правильно и не вызывало ревности у жены. Это правильно было.
На другой день, вечером уже, пришли все, кто мог прийти. Притащили массу сладостей. А мне по вечерам всегда плохо. Начинает колбасить от химии и плохой работы почки. Я устроился на диване, откинувшись на подушки. Аня сидела рядом.
— Возьми меня за руку, — попросил я.
Аня придвинулась, положила свою руку на мою и стала осторожно поглаживать пальцы, ладонь, запястье. Я посетовал про себя, что у меня не в лучшую сторону изменилась кожа. Она истончилась, стала сухой и мелкоморщинистой. Анина ладонь была красивая, теплая.
Когда я вышел поговорить на кухню с мужиками, Аня последовала за мной. Она так и простояла, прислонившись к столу в другом конце небольшой кухни. В разговор не встревала. Только покуривала изредка.
Она продержалась поблизости от меня весь вечер. Я давно уже растерял привычки мачо и стал просто почти беспомощным человеком. Аня чувствовала это. Мне кажется, что она постоянно думала о том, что я могу упасть. И поэтому была рядом.
В день отъезда Ана появилась утром. Громкая и счастливая какая-то. Принесла подарок моей младшей дочери.
— А это тебе. — И положила мне на колени такую же, как в машине, собачку. Желтую, с мягкими коричневыми ушами. Я растерялся. Мне никогда не дарили игрушек. Дарили все, что угодно, но игрушек не дарили.
— Я назову ее Блонди, как тебе это?
— Пойдет. Очень хорошо.
— Я буду спать с ней. В обнимку.
Ответа не последовало.
Уже дома дочь, попрыгав вокруг изумительно голубого рюкзака, спросила, глядя на Блонди:
— А это кому, мне?
— Нет, — твердо ответил я. — Это моя собака. Мне ее подарили.
Дочь покосилась в сторону неимоверно большой кучи всяких животных, подаренных ей в разное время.
— Ладно. Я поношу ее немного и отдам.
Я согласился. В эту ночь я спал в обнимку с Блонди.
Распад
Вечером, часов в восемь, я хлопнул две таблетки фенозепама. Потом неожиданно часов в десять приехал приятель и привез немного травы. Я заделал косяк и выкурил его. Трава на меня, старого алкоголика, почти не действует. Просто захотелось спать. Утром проснулся не очень весело. Не от травы и не от таблеток. Просто впереди был день, который можно заполнить только чтением простых книжек или инетом. Инет не работал. Кисляк. Спиздили кабель на телефонной линии.
Я зарядил еще один косяк. Выкурил. Слегка помутнело в голове, наступило какое-то фальшивое спокойствие. И я понял, что схожу с ума.
Причем это происходит сегментарно. Сознание делится на несколько частей в этом случае. Первая часть отвечает у здорового человека за его душевное равновесие. Туда влезают здоровые дети и родные, новые автомобили, постоянный достаток, собственное здоровье, успехи на службе. Это обеспечивает то ощущение, которое я помню, — спокойное равновесие. Я даже место могу показать — чуть выше раздвоения груди, как раз над животом. Смешно.
Эта часть, основа, у меня провалилась в бездну. И ее, основы, больше нет. Когда она отсутствует, человек превращается в тревожное, плаксивое существо, которое можно напугать просто грубым голосом. Собственно, я и стал таким человеком. Этот провал с грехом пополам можно залепить каким-то
