1
Дышишь. Однако ни вдоха
не слышишь, ни выдоха. Тишь
после переполоха,
открывшего, что и не спишь,
и не проснулся, а таешь,
истаеваешь меж сном
и днем. А из мыслей та лишь
жива, что всю ночь на слом
строил, а думал, в видах
вечности. Стонешь “ох”
на вдохе и “ах” под выдох.
И двинулось: выдох! вдох!
Ритм двудольный. Молитва
противу сна, за день,
в котором дышат без ритма
вечно — снег и сирень.
Тающий — и облетающая.
И, воздух хватая, рот
шепчет в выдох: “Когда еще...” —
во вдох: “...этот день придет!”
2
Голубь дворовый облюбовал мой карниз,
жестью бренчит, как первые капли ливня, —
в шесть-то утра, и все громче, все директивней.
Кыш, оборванец, слетай. А слетев, обернись.
Что ты наделал! Где теперь мои сны?
Всплыл пузырьком я из них, а ведь канул камнем.
Или и ты, скудоумный, уверен, как Гамлет,
что нам и в вечность они перенесены?
Как мне в фальшокна пройти и сквозь войны-блиц,
после которых мысли и мышцы свежи?