Глава 1
Экран
Вильнув, ускользаю от рекламщицы, которая настойчиво всовывает в руки прохожим цветные бумажки, выкрикивая: “Сколиоз! Ревматизм!” — как будто наделяет болезнями, а не чудесным избавлением.
Иду по бульвару. Заведение под названием “Аннушка” пугает прохожих: из динамиков — льстивый мужской голос: “Покупайте горячие куры только у нас!” Привычно, но и всякий раз внезапно, пугает. И почему “куры”, а не “кур”?
Пересекаю дорогу, направляюсь к Театру российской пьесы, здесь я бывала. Ну, не в самом театре — в кафе. От афиш рябит в глазах: крупные буквы — “Люди древнейших профессий”. Но мой путь лежит дальше — наверх, по дощатому переходу, под боком строительства, мимо желтой колокольни, старинных красных стен. На кирпичных уступах лежит снежок, он кажется чешуйками или пеной: кирпичи положены не один ровнехонько на другой, как кремлевские, а со сдвигом, так что стена не гладкая, а шершавая.
По правую руку — рыболовецкое или рыбоохранное ведомство, по левую тянется бульвар, но вот уже и литые ворота.
Я прибываю с черного хода — отсюда ближе — и прохожу между гаражами и бараками для рабочих. В ряд стоят машины, в одной из них, грузовой, водитель прогревает мотор. По прямой — красное здание школы с барельефами Пушкина, Горького и других на фасаде; кинув на профили беглый взгляд, я сворачиваю. Между грудами обледенелого песка и разбитыми плитами — тоже стройка — бродят рабочие, низкорослые, смуглолицые, видимо, откуда-то из Средней Азии. Они в обтрепанных темных одеждах, запачканных на локтях и коленях. Курят. Белая глыба храма наплывает на меня. Левый флигель в лесах, а вверху, под самым голубым проникновенным небом, икона Владимирской Божьей Матери, теплится лампадка, играющая красным.
— Ну что, индейцы, — говорит рабочим бригадир, русский. — Начнем погрузку…
Перекрестившись, прохожу вглубь двора. Кивает седоусый высокий старик в черном пальто, напоминающем тулуп, и шапке-ушанке. Он в прошлый раз остановил меня грозным вопросом: “Куда идешь?” — “В Интернет”, — сказала я, предупрежденная Алексеем.
— И почему “в Интернет”? Как это? А нельзя сказать “на сайт”, “в редакцию”?..
— Да они не поймут... Ну, скажи “на сайт”…
И вот теперь я здесь работаю. В монастыре, в Интернете. Ну, на сайте.
Шесть каменных ступеней. Через одну — покрыты резиновыми ковриками. Толкаю тяжелую дверь и оказываюсь в светлом коридоре, который заставлен коробами и корзинами — сенцы непарадные, скопилось всякого скарба. Резной деревянный буфет, церковные подсвечники на высоких витых ножках; большие, может быть — столитровые, пластиковые бутыли из-под воды. Огромный ковер свернулся, сложенный вдвое, как огромная креветка.
Поднимаюсь по лестнице на третий этаж, скользя рукой по деревянным перилам, мимо литографий со сценами из отечественной истории: витязями, схимниками, лошадями, битвами... А параллельную лестницу, которая начинается с того, другого, парадного входа, украшают огромные фотографии в паспарту и рамах: гора Фавор, пустыня, гробница Лазаря, другие святые места. Меня водили туда, показывали, и в первый раз именно тем путем я шла, робея незнакомого места.
Вхожу в нашу келью. Здесь с двумя сотрудниками я и провожу свои дни — раза два, а когда три в неделю. Тишина, благодать, спокойствие. Словно остров — в самом центре Москвы, обуянной рекламой, вечными новостями, страстями, заполненной выхлопными газами автомобилей и разрезанной на светящиеся куски блеском витрин. Когда выходишь из монастыря, видишь, как разноцветно и богато город распростерся у ног. Какой морозный посеребренный воздух, какие яркие фонари. Ароматные запахи струятся из кофеен. И улочки со старинными названиями ветвятся и разбегаются — Сретенка, Покровка, Варварка, Ильинка, Просвирнин переулок. Выбирай любую и следуй по ней. Иной раз хочется нарочно заплутать, побродить вволю.
Любимый и единственный брат Евгений закончил институт и теперь пробовал себя в новой роли. Для начала самостоятельной деятельности устроился коммивояжером. То есть развозить и продавать дорогостоящие диковинные пылесосы “Тибри” производства одноименной заграничной фирмы, к которой, на русский слух, так и тянуло добавить буковку “с” в начало. Фирма гордилась своими традициями. По утрам, как со смехом рассказал Женька, все работники офиса и коммивояжеры, все менеджеры по продажам и рекламе становились строем перед портретом великого основателя “Тибри” господина Джея Дугласа Эдвардса и затягивали жизнеутверждающий гимн.
— Правда, что ли? И что за гимн?
— Погоди-ка…
Брат похлопал себя по карманам нового в полосочку костюма и вынул сложенную вчетверо бумажку, потертую на сгибах. С недоверием и опаской я заглянула в нее. Текст заключительного четверостишия выглядел так:
