перемешивались с дождем. Она всунула карточку в автомат. Не работает. Значит, не судьба, подумала она, но пошла дальше. Наткнулась еще на один. Этот работал. Дождь крупными каплями скатывался по щекам и носу, она дрожала — наверное, от холода. Всунула карточку и набрала номер. Прислонилась к автомату головой. Длинный гудок. Еще один. Третий. Слезы потекли по новой. Четвертый гудок. Захотелось удариться головой об стенку. Пятый. Его нет дома. Где он? Почему его нет? Когда он так нужен! Шестой гудок.
— Алло.
Она обрадовалась и растерялась одновременно.
— Это я, — прошептала она в трубку.
— Ты? — удивленно ответили на том конце.
— Да, я. Я… ты мне нужен, — она всхлипнула, — ты мне очень сильно нужен.
— Ты плачешь? — спросила трубка. — Не плачь, я сейчас, ты где?
— На Кирова. У автоматов.
— Я сейчас приеду, ты только никуда не уходи. Я мигом. Возьму такси, хорошо?
— Хорошо. Генка…
— Да?
— Я люблю тебя.
— Я… — Ей показалось, что он плачет, но, может быть, это были только ее собственные слезы. — Я знаю. Я ведь всегда знал. И что ты позвонишь когда-нибудь, тоже знал. Я тебя тоже… люблю… Слышишь?
— Да… — прошептала она и снова заплакала, на этот раз от счастья. — Приезжай скорее.
16
Перед выступлением мы бухали в гримерке. В маленькой комнате с желтыми стенами и тусклым освещением, заставленной коробками из-под непонятно чего. Я пила шампанское прямо из бутылки, Билли — вино из пластмассового стаканчика, Кирилл — пиво. Ляля курила.
Все было ясно, как дважды два четыре, — мы боялись выходить на сцену. Кроме этого, еще и боялись признаться в этом друг другу.
Я не знала, много ли народу пришло на концерт, я не выглядывала в зал, но Генка уже забежал сообщить, что “народ ждет”. Лучше бы он этого не говорил, и лучше бы нас вообще никто не ждал.
Главное — улыбаться, думала я перед выходом на сцену. Но все равно вышла дергаясь. Когда я брала бас-гитару, руки у меня тряслись. Ляля нервно улыбнулась мне, стоя у микрофона. Я кивнула, не знаю зачем. Я старалась не смотреть в зал и попыталась даже представить, что там никого нет. Это немного помогло. Ляля сказала пару слов в микрофон, но я не слышала, что она говорила, — голова шла кругом. И… мы начали. Начали с нашей песни “Rock’n’love”3. Сперва я играла неуверенно, но потом все больше входила во вкус. Я услышала, что голос у Ляли перестал дрожать. И это было здорово. Стоять на сцене. Видеть зал, полный народу. Откуда столько народу? — успела удивиться я. Мы ведь никому не известная группа! Иногда мы с Билли переглядывались, и он улыбался мне по-детски, по его глазам и улыбке я видела, что у нас все идет не так уж плохо. Затем мы спели песню “Green Day” “Time of your life”4, которую я не играла, но помогала Ляле подпевать куплеты. Закончили песней “Я люблю панка”, которой, как ни странно, мне показалось, многие в зале уже подпевают. Значит, становимся знамениты, подумала я.
Мы спустились со сцены за кулисы и встали с Лялей друг напротив друга.
— Мы сделали это! — сказала я.
— Точно!
А после концерта пили. Нас кто-то поздравлял. Я помню, Кирилл носился, ошалевший от радости. А Билли целовался с этой девчонкой в гриндерсах. Потом мы снова пили. Вышли в зал и танцевали, прыгая выше головы, под наш любимый рок-н-ролл…
