И тут открываются двери и в кабинет входит Славик, радостно улыбаясь и маша, как веером, какими-то ксерокопиями. Четверо застыли на месте с занесенными кулаками. Гога медленно опустился на стул, Саныч зажмурился и нащупал в кармане телефон. Все повернулись к Славику. Привет, привет, — закричал Славик, не замечая общего напряжения, — всем привет! Он подошел к Гоге и пожал ему ватную руку. Партнеры? — радостно показал он Гоге на четверку и, засмеявшись, пожал руку крайнему, тому, который был в синем. Вот! — победительно крикнул он и бросил перед Гогой кипу ксерокопий. Что это? — выдавил из себя Гога. Разрешение! — победно крикнул Славик. — “Вышиваны рушнички”! “Вышиваны рушнички”? — недоверчиво спросил Гога, “Вышиваны рушнички”? — подошел Саныч и заглянул в документы. “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, — испуганно зашептали четверо, пятясь к выходу. “Вышиваны рушнички”! — победно повторил Славик и, наклонившись к Гоге, деловито заговорил: — Значит, так, Георгий Давыдович, с пожарниками все улажено, переводим через их счет, я все прикинул, берем налом и списываем как коммунальный долг, — он нервно засмеялся, резко оборвал смех и, повернувшись к четверке, строго спросил их: — Вы что-то хотели, товарищи? Гога тоже вопросительно посмотрел на четверку, не решаясь задать им тот же вопрос. Брат, — заговорил наконец второй, застегивая на груди молнию синей куртки, — так вас что, в натуре губернатор крышует? Да-да, — нетерпеливо ответил ему Славик и опять зашептал Гоге: — Недостачу спишем на детские хоры, я пробивал через управление, они проведут это через квартальний отчет как целевой одноразовый платеж детям-сиротам. Четверка неуверенно толклась возле дверей, не зная, что им делать. Четвертый старался отдать обрез третьему, но тот отчанно отпихивался. Что, уже уходите? — повернулся Славик к четверке. — Георгий Давыдович, мы, кстати, приглашаем товарищей на “Вышиваны рушнички”? “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, — застонали четверо и начали выскальзывать из кабинета. Когда двери за ними закрылись, Гога глубоко выдохнул. Дай папиросу, — обратился он к Славику. Славик вытащил свои голимые и протягнул Гоге. Гога схватил папиросу дрожащими губами, Славик предупредительно поднес спичку. Босс затянулся и тут-таки закашлялся. А что случилось? — не понял Славик. Славик, — обратился к нему Гога, — вот ты человек с биографией, да? Ты двадцать лет в шоу-бизнесе. Ты знаешь этого, как его... гребенщикова, — подсказал Славик. Ты организовывал харьковский концерт ю-ту, ты работал с пионерами. Скажи мне — бог есть? Есть, — сказал Славик. — Безусловно есть. Но это не имеет никакого значения.
В “Бутерброды” забежала Вика, — привет, пидоры! — крикнула она компаньонам, которые одиноко сидели за столиком. Гога хмыкнул, о’кей, сказал он напарнику, я домой. Я все закрываю, пообещал Саныч. Ну, понятно, засмеялся Гога, и, опасливо пропустив Вику, вышел на улицу. Где пропадала? — спросил Саныч. Тебе какое дело, — ответила Вика. Где пирсинг? — поинтересовался Саныч. Продала, — ответила Вика. Потом они пили водку, Вика плакала и жаловалась на жизнь, сказала, что разошлась со своей подружкой, что та свалила из страны, навсегда. А ты чего осталась? — спросил Саныч. А ты? — спросила его в свою очередь Вика. Ну, у меня бизнес, — сказал он. — К тому же я языков не знаю. Она тоже не знает, — сказала Вика, — она актриса, у нее язык тела, понимаешь? Не совсем, — честно ответил Саныч. Слушай, — спросила его Вика, — вот тебе почти тридцать. Почему ты не женился? Не знаю, — сказал Саныч, — я бизнесом занимался. У меня три ранения. Плюс сломана рука. Найди себе какого-нибудь гея, — посоветовала Вика. Думаешь, поможет? — засомневался Саныч. Вряд ли, — сказала Вика. Хочешь, поехали к тебе, — предложил он. Это что, трахаться? Ну, можно не трахаться, — сказал Саныч, — можно просто. Просто — нельзя, — авторитетно заявила Вика. И добавила: — Все-таки жаль, что ты не гей.
Потом они долго лежали на полу в ее комнате. Воздух был темный и прогретый, Вика считала его пулевые ранения, один, — считала она, — два, три. Это все? — спросила она несколько разочарованно. Все, — отправдываясь, сказал Саныч. Это почти как пирсинг, — сказала она, — только не заживает. Все заживает, — ответил он. Ну да, — не согласилась Вика, — моя подружка тоже так говорила. А сама …ала в Турцию. Это тоже опыт, — рассудительно сказал Саныч. Ага, — со злостью ответила Вика, — знаешь, каждый такой опыт, это как эти штуки у тебя на теле — всегда видно, сколько раз тебя хотели убить.
С клубом дела складывались совсем плохо. И даже успешно проведенные “Вышиваны рушнички”, во время которых Славика чуть не побили пионервожатые за то, что он без стука вошел в гримерку, где переодевались старшеклассницы, ситуации в целом не спасли. Гога вечерами сидел в кабинете и считал на калькуляторе убытки. Саныч впал в депрессию, Вика не звонила и не брала трубку, бабки заканчивались. Саныч курил у входа и с завистью смотрел, как “Супер-ксероксы” начали пристраивать к своему дому пентхаус. Бизнес явно не шел, надо было возвращаться к “Боксерам за справедливость”.
Однажды утром пришел Славик и сказал, что есть хорошие новости. Будем делать шоу- программу, — сказал он. Стриптиза вы не хотите, — обратился он к Гоге. — Что ж, пусть будет так. Пусть будет. Я уважаю ваш выбор, Георгий Давыдович, да. Но у меня есть чем вас удивить. Гога напрягся. Я, — сказал Славик небрежно, — договорился-таки с Раисой Соломоновной. Она сначала наотрез отказалась, у нее, знаете, график, да, но я нажал через свои каналы. Она скоро придет, было бы хорошо, чтобы все культурно прошло, ну, вы понимаете, — и Славик кинул обеспокоенный взгляд на Саныча. С кем ты договорился? — переспросил его Гога. Саныч засмеялся. С Раисой Соломоновной, — с некоторым вызовом повторил Славик. Это кто такая? — осторожно спросил Гога. Кто это такая? — усмехнулся свысока Славик. — Кто такая Раиса Соломоновна? Георгий Давыдович, вы что? Ну хорошо, хорошо, не грузи, давай рассказывай, — перебил его Гога. Что ж, — сказал Славик, — даже не знаю, что сказать. Как же вы клубным бизнесом собирались заниматься и не знали про Раису Соломоновну. Хм... Ну хорошо. Ну вы даете... Раиса Соломоновна — это цыганский муниципальный ансамбль, заслуженная артистка Белоруссии. Да вы слышали про нее, — уверенно выкрикнул Славик и полез за папиросами. Ну а тут она чего забыла? — недовольно спросил Гога. Я же говорю, — затянулся Славик, — будем делать шоу-программу. По вторникам. В другие дни она не может — у нее график. Я договорился. Ее знают все, заполним нишу. Ты уверен? — без энтузиазма спросил Гога. Точно, — сказал Славик и сбил пепел на только что разгаданный кроссворд. А что она делает, эта твоя артистка? — на всякий случай спросил Гога. У нее репертуар, — деловито сообщил Славик. — Полтора часа. Под фонограмму. Цыганские романсы, песни из кинофильмов, криминальная тематика. А как она поет? — поинтересовался Саныч. — По-белорусски? Почему по-белорусски? — обиделся Славик. — Ну, в принципе, не знаю. По-цыгански, должно быть, это же цыганский ансамбль. Она одна будет, — спросил на всякий случай Гога, — или с медведями?
