Был некогда город такой Петербург, поднесь его шпили видны,
Но смыло несчастных его горожан приливом осенней волны.
Был некогда город такой — Ленинград. Он тоже сумел устоять.
Но смыло несчастных его горожан волной, обратившейся вспять.
И если теперь мы по тем же торцам пройдем Петербургом Вторым,
То место увидим, а Гения — нет: он смертен и неповторим.
Живет он не только в замшелых камнях, в клубящемся сумраке ниш,
Но в душах исчезнувших тех горожан, а их-то и не повторишь.
Какие пришельцы в каких пришлецах его воскресить бы смогли,
Покуда встревоженной пены морской теснятся барашки вдали?
Кораблик
Памяти моей жены Наташи Смирновой,
когда ей было двенадцать лет.
Не речной ли трамвайчик бьет косою волной,
Где задумчивый мальчик брел вечерней порой?
Отчего он не светел? Что влечет его прочь?
Пожалей меня, ветер.
Повстречай меня, ночь.
Я тоскую по дому, где ступеньки легки.
По себе молодому у холодной реки.
Мне никто не ответит и не сможет помочь.
Не тревожь меня, ветер.
Защити меня, ночь.
Где дугу свою чайка прочертила, креня,
Там ты с борта случайно увидала меня.
Как же я не заметил капитанскую дочь?
Не суди меня, ветер,
Обними меня, ночь.
А кораблик — о, жалость — вплыл под Каменный мост.
Сердце девичье сжалось и взметнулось до звезд:
— Вот мой муж! — только дети так пророчат: точь-в-точь.
