Коробки с конфетами грузили из подвала в кузов. Здесь, в ордынских переулках, фабрика выглядела так, как будто внутрь квартала встроили целый город. И он вышел больше внешнего.
Во дворе стояли корпуса — черные, с выбитыми стеклами. Опоясанные по стенам пожарными лестницами, с которых свисали коконы сосулек. В полуподвале свет, видны шкафчики, как в бассейнах. Выложенные советским кафелем стены.
Это были завернутые в простыни женщины, распаренные и розовые. Стоя босиком на деревянных настилах, они сушили волосы.
…Парилка оглушила плеском воды, женскими голосами. В хлопьях пара силуэты женских тел напоминали гроздья белого винограда. Только темнели лобки, подмышки. Остальное сливалось в одно облачное месиво.
Я оказался в железном тазике с водой. Женщина, коротконогая и пухлая, намылила мочало. Сильные руки стали натирать плечи, шею. Надо мной склонилось лицо, обрамленное мокрыми прядями. Глаза, влажные и черные.
Женщина хмурилась, улыбалась. Что-то шептала про себя.
А я проваливался в сон — и просыпался.
36
Я очнулся на следующее утро, а может быть, прошел месяц.
Это было весеннее солнце — впервые за долгое время. В церкви звонили с надрывом и вдруг переходили на малиновый с трелями. Земля оттаивала, парила. Еще хрустела наледь, но снег выглядел серым и рыхлым.
Трамвай тронулся, качнулась вывеска “Золото”. Потянулись сырые особняки. В окнах задрожало ослепительное, супрематическое небо. Казалось, сегодня в колокола звонят только для меня. Потому что стоило одному затихнуть, как его тут же подхватывали на соседней звоннице.
Мост уходил наверх, и мы, как во сне медленно, выкатились на него. Чем выше забирался трамвай, тем шире становился вид на город. Настолько, что я стал задыхаться от пространства, которое вокруг открылось.
За перилами лежала река. Она скользила, обтекая песчаные отмели и острова, прибрежные камни. Дальше, в протоках и заводях, шумели плавни. В полях за поймой виднелись красные фабричные корпуса. То и дело трубы выстреливали облачками дыма, и они беззвучно плыли по небу в сторону горизонта.
На правом берегу я увидел желтый дворец с башенками. Тянулись крыши торговых рядов, купола — Николы Мокрого, Рыбного, Ветошного. У красных стен открывался пандус — вокзал, крытый ажурным куполом. С вокзала то и дело отходили, пыхтя и кряхтя, составы и двигались через реку на фоне Храма.
По набережной сновали, как муравьи, горожане. Все они были празднично одеты и казались счастливыми. Люди шли к крепостной стене, где устроилась ледяная горка. Катались — с криками, хохотом.
37
