детских книг свои нетрадиционные сексуальные потребности? Своим неосторожным высказыванием литературная родительница Гарри Поттера открыла ящик Пандоры — и тут же едва ли не все знакомые и знаковые персонажи, любимые с детских времен, внезапно оказались жутко подозрительными в смысле сексуальных перверсий”.
Дмитрий Бавильский. Некто Лукас. — “Взгляд”, 2007, 29 октября <http://www.vz.ru>.
Среди прочего: “Подшивка „Нового мира” за несколько лет говорит о медленной перемене участи, особенно заметной в перспективе: главный литературный тяжеловес практически отказался от больших романов с привычным „продолжение следует” в пользу повестей и рассказов.
Из-за этого общий объем журнальных книжек словно бы растянулся, повысилась проходимость, потребовались новые авторы. Теперь здесь все больше и больше привечают дебютантов, что особенно важно.
Во-первых, потому, что прежняя литературно-писательская парадигма, инерционно тянущаяся еще с советских времен, кажется, окончательно себя исчерпала.
Во-вторых, потому, что в словесность пришло новое поколение и самый солидный толстяк рискнул непотопляемой репутацией для того, чтобы помочь этому самому поколению войти во взрослую жизнь.
В-третьих, обновление необходимо и самому журналу. Свежая кровь не только бодрит, но и помогает найти нового читателя, выйти на иные референтные группы, среди которых самая активная и многолюдная — нынешняя молодежно-литературная тусовка.
При нынешних тиражах все это, конечно же, выливается во внутрицеховую игру „Сами пишем — сами читаем”, однако же — ничего не поделаешь, такова реальность нынешней серьезной, качественной литературы. Никакой паники, делай что должно, и тогда, возможно, в один прекрасный момент все переменится”.
Марат Багаутдинов. Борис Рыжий. ПТУшная поэзия сотрудника РАН. — “Берега”. Литературный журнал молодых писателей Поволжья. Саранск, 2007, № 1 <http://www.molodoypisatel.ru>.
“И не могла здесь помочь „Северная Пальмира”, присужденная пусть и заслуженно, но, по словам А. Кушнера, в том числе и с целью выведения поэта из глубокой депрессии”.
Вардан Багдасарян. Загадочный “тридцать седьмой”. Опыт историографического моделирования. — “Наш современник”, 2007, № 8 <http://nash-sovremennik.ru>.
Модель “Самоистребление революционеров”. Модель “Сталинской узурпации власти”. Модель “Патологической личности”. Модель “Обманутый вождь”. Модель “Сталинского Термидора”. Модель “Модификации восточной тирании”. Модель “Антисталинской демократической альтернативы”. Модель “Кадровой ротации”. Модель “Охоты на ведьм”. Модель “Идеологической эманации”. Модель “Этатизации революции”. Модель “Внешнеполитической инверсии”. Модель “Предвоенной чрезвычайщины”. Модель “Еврейского погрома в партии”. Модель “Цивилизационного отторжения”. Автор статьи отмечает, что некоторые из “объяснительных моделей тридцать седьмого года попросту не допущены в поле академической науки”.
Иосиф Бакштейн. Цитадель элитарности. Тезисы об искусстве в эпоху социального дарвинизма. — “Искусство кино”, 2007, № 3 <http://www.kinoart.ru>.
“В связи с этим надо попытаться определить еще раз особенности той эпохи, которая наступила после падения Берлинской стены (1989) и распада Советского Союза (1991). Есть все основания полагать, что этими событиями завершился огромный исторический период, эра Нового времени, когда искусство и культура в целом были важнейшей составной частью общественной идеологии. Этим определялось привилегированное положение как самого искусства, так и художника. <…> Я разделяю точку зрения, согласно которой искусство может сохраниться, лишь развивая в себе способность сопротивляться поглощению структурами культурной индустрии — проникать в них, но воспроизводить при этом свою идентичность…”
Александр Беззубцев-Кондаков. Петрополь и крокодилополь. Эссе. — “Новый берег”, 2007, № 17 <http://magazines.russ.ru/bereg>.
“О крокодиле вполне можно говорить как о вечном образе, который, изначально являясь мифологическим героем, в XIX — XX веках прочно утвердился в русской литературе — от Федора Достоевского до Эдуарда Успенского”.
“Образ крокодила наполнился политическим и духовно-нравственным содержанием, он становился символическим выражением тех или иных политических воззрений (консервативных или революционных), а благодаря Томасу Гоббсу крокодил (левиафан) по сей день символизирует государство как таковое. Говоря о государстве, мы, таким образом, говорим о крокодиле…”
