“<…> разочарование в человеческой природе не отменяет тяги к социальной справедливости. Чем больше я занимаюсь этими вопросами, тем яснее вижу, что человечество циклически (примерно каждые сто лет) к ним возвращается”.
О драматургической трилогии Тома Стоппарда “Берег Утопии” см. критическую рецензию Никиты Елисеева “Полный Стоппард” в апрельском номере “Нового мира” за 2007 год.
Михаил Угаров. Театр для всех. Беседу вела Марина Шимадина. — “Искусство кино”, 2007, № 3.
“В конце XX века произошел кризис авторитетной точки зрения. <…> Теперь у меня идет принципиальный отказ от подчинения авторской воле, я начинаю верить только эпизодам уличного разговора, который никто не комментирует. В нем я нахожу больше смысла и правды, чем в рассуждениях какого-нибудь гуманитария об устройстве мира. Разговор двух теток у палатки картину реальности мне может прояснить гораздо лучше. Я это почувствовал просто на уровне ощущений. Поэтому думал, что метод „вербатим”, которым мы занимались, мне одному интересен, а вдруг — эпидемия какая-то началась. Оказывается, многим интересно. Почему? Сознательный отказ авторов от комментариев и вообще эстетика минимализма очень важны сегодня, потому что ХХ век перебрал по части формы, в театре, во всяком случае. Под минимализмом я понимаю не только художественные средства, но и смысловой план тоже. Я показываю картинку — и все. Показываю вторую картинку — и все…”
Хорошо информированный оптимист. Беседу вел Дмитрий Бавильский. — “ШО”. Журнал культурного сопротивления. Киев, 2007, № 10, октябрь <http://www.sho.kiev.ua>.
Говорит Виктор Топоров: “Вообще-то я подразделяю собственные критические высказывания (естественно, только негативные) так: 1) Тише! 2) Заткнись! 3) Пошел (пошла) вон!; причем пользуюсь, главным образом, суждениями из первого ряда. Другое дело, что мое „Тише!” чуть ли не все воспринимают как „Заткнись!” или даже „Пошел вон!”…”
“Меня бойкотируют (хотя это, как правило, не удается), меня игнорируют, на меня не ссылаются (или ссылаются с заведомыми искажениями) или говорят, как председатель секции критики СП Петербурга: „Человек, имени которого мы не будем произносить, пишет у себя в газете, что… Так вот, это неправда!” Меня не приглашают на все мероприятия, на которые меня хоть как-то можно не пригласить (да и хрен с ним), и на всевозможные „неформальные тусовки” (опять-таки), не включают в делегации, не представляют к орденам и медалям, не пилят со мной грантов и вкусных гонораров (то же самое) и т. д. и т. п. <…> И еще однажды — после статьи о Гранине — подложили мне в почтовый ящик свернутую петлей веревку”.
“Мне уже давно кажется, что сегодняшняя литература развивается по законам русской парижской в период между двумя войнами. Та же невозможность профессионализации, те же амбиции, те же склоки”.
Александр Шапиро. Хит-парад русской поэзии. Эссе. — “Новый берег”, 2007, № 17.
Фраза
Наталья Шарова. Старик и Бог. — “Континент”, № 133 (2007).
“Старику у Хемингуэя снились львы. Почему? Во-первых, лев — символ счастья. Это гармоничное, сильное животное. Во-вторых, лев — символ силы. В-третьих, лев — одно из четырех животных-символов в Апокалипсисе. И еще, Клайв Льюис в своих „Хрониках Нарнии” позаимствовал этот апокалиптический символ, придав ему завершенный смысл. У Клайва Льюиса есть Лев Аслан, — и это символ Бога”.
Игорь Шевелев. Погорелец из Эдема. — “Московские новости”, 2007, № 42, 26 октября <http://www.mn.ru>.
Говорит Виктория Токарева: “Если читателю надоело читать, то он может этого и не делать, его право. Что до меня как автора, то маленький и несчастный человек намного интереснее, чем большой и благополучный. Я не люблю героев-олигархов, которые могут все купить, их неинтересно рассматривать. Более того,
“Я сейчас живу гораздо лучше, чем раньше. Старость — это большая свобода. Человек в старости освобождается от очень многого, что замусоривает его жизнь в среднем возрасте. Ну, не старость, а, скажем так, третий возраст. У него свои преимущества. Когда человек молод, его жизнь складывается из „позвонит — не позвонит”, „позовет — не позовет”. Так проходят десятилетия. Сейчас этой проблемы нет, и это такое счастье. <…> А во-вторых, я всю жизнь работала, как муравей. И мой третий возраст — это такая осень, когда созрели плоды, выросли прекрасные дети, издают книги. Поэтому у меня нет ностальгии
