Едет князь и его дружина,
А сюжет и его пружина
Приторочены у седла.
И когда она развернется,
Светлый князь домой не вернется,
И вдова в терему качнется,
Белы ручки вскинет горбе
И лишь год или два, не доле,
Погорюет о тяжкой доле,
Подчинится Господней воле
И угаснет в монастыре.
У грядущего обелиска
Грязь и темень, и конным склизко —
Кто внесет их посмертно в списки
И поставит в законный ряд?
Что за тайны столетья спрячут?
Кто там плачет? А кто не плачет...
А слова ничего не значат —
Их нечаянно говорят...
* *
  *
И затем, что печальные эти места
И не жили, а так — ожидали Христа,
И затем, что в пургу там не видно ни зги —
И глаза залепляет, и пудрит мозги,
И затем, что вообще предстоять пред судьбой
Одному потрудней, чем гуртом и гурьбой,
Там гуляют метели, пурга и мороз,
Завивая клубки наподобие роз.
...И шагает братишка-матрос впереди —
Пулеметные ленты крестом на груди.