*
Луч света в темном помещении,
Осколок солнца на стене,
Его прямое обращение
К душе, с тобой наедине.
Как лучезарно сужен фокус,
Как будто, пылью окаймлен,
Тебе вручен волшебный пропуск
В заветный смысл и вглубь времен.
И, первоклассник, первокурсник
Великой грусти мировой,
Ты держишь, как шильонский узник,
Его в руках перед собой.
Спасибо погребу, чулану,
Сараю, нише, чердаку,
Я сокрушаться перестану
И мысль от смерти отвлеку.
Какой он пламенный, безгрешный,
Небесный, словно небосвод
Нашел тебя во тьме кромешной.
Он и в гробу тебя найдет.
* *
  *
“Иль не родиться совсем, или скорей умереть”, —
Так говорит нам поэт третьего века до новой
Эры, — не хочется столь мрачно на вещи смотреть.
В Греции праздной он жил, стойкой еще, образцовой,
Тронутой тленьем уже, пышноколонной, лепной,
Близящейся к своему римскому плену, упадку.
Поговори, аноним, кто бы ты ни был, со мной,
Желчь представляю твою, скорбь и курчавую прядку.
Все-таки волны шумят, ярко горят маяки,
