был. И мама тоже, да.А я в мастерских, учеником. Все там будем. Чего уж там.
— Да, тут уж что...Хлебали чай, грызли сухари.
— Ну а сам-то как? Как в Москве?
— Да ничего. С Марьей живем потихоньку. Нормально вроде.
— Марья девка справная. Помню, еще когда в мастерских работал, онауже ого-го была.
— Это да. В общем, ничего.
Посидели молча. Митрофан выкурил что-то смрадное, свернутое из газеты.
— Ну как, Митрофан Матвеевич, может быть, покажете?
— Покажу, покажу. Чего уж. Раз приехал... Пойдем, пойдем. Вышли в сад — пространство, местами заросшее невысокой травой, с несколькими деревьями, дающими съедобные плоды. Среди простой травы выделялся квадратный участок окультуренной земли. Он даже как-то странно возвышался над окружающей почвой. Из участка прямыми широкими зелеными стрелами торчали травинки, одинаковые по высоте (высокие), растущие на одинаковом расстоянии друг от друга. Мощные травинки медленно колыхались на слабом ветру и производили впечатление упругой зеленой силы. Был отчетливо различим странный сладковатый запах.
Тапов зачарованно смотрел, вдыхал. Присел на корточки, долго рассматривал, принюхивался.
— Потрясающе. Это просто потрясающе. Всего за месяц так выросли!Просто ну не может этого быть. Одна к одной. Мы-то рассчитывали только к ноябрю, а тут... А что же к ноябрю-то будет? Чудо какое- то, сенсация.Невероятно. А Бондаренко говорил, что ничего не выйдет, не хотел финансирование утверждать. Что он, интересно, теперь скажет?
— Дурак он, твой Бондаренко. Чиновник от науки.
— Да уж. А если мы на следующий год исходную массу раза в полтораувеличим, это что же получится? Даже подумать страшно. — Тапов, чувствуя наплывы дурноты, встал и прошелся по саду. — А как... а если дожди?Как вы ее, а? — Все куда-то уплывало.
— Уповать на дожди или страшиться их — такое же безумие, как пытаться регулировать высоту гор или собственным предплечьем измерятьрасстояние между Ряжском и Сасовом. — Лицо Митрофана расплывалось,меняло цвета, и его голос доносился откуда-то издалека. — Все, все, хватит! Отойди от травы! Падай, падай! — Митрофан ловко подхватил рухнувшего Тапова под мышки и поволок к дому, подальше от квадратногоучастка, на котором росла мощная зеленая трава.
То, что произошло с Таповым, обычно называется “потерял сознание”. Но на самом деле сознания он, в общем-то, не терял, просто оно временно переместилось в другие, непривычные для Тапова области, и там, наверное, было много интересного, познавательного и поучительного, но Та-пов вряд ли когда-нибудь сможет рассказать Марье, Митрофану или Бонда-ренко о том, что с ним на самом деле происходило в те полчаса, пока Митрофан обмахивал его грязной половой тряпкой (для более интенсивного притока кислорода) и плескал ему на лицо воду из еще не остывшего чайника. Наконец очнулся, вернулся в привычное, открыл глаза. Митрофан стоял с чайником. Воняло тряпкой.
— Ну вот, нанюхался. Знаешь ведь правила техники безопасности. Одни неприятности мне тут с вами. — Митрофан с грохотом водрузил чайникобратно на плиту. — Давай вставай, нечего тут. А то еще зайдет кто.
— Все-таки потрясающе. Это от одного только запаха! Всего минутуи постоял! — Тапов понемногу осваивался в конвенциональной реальности. — Только запах — и такой эффект! А если...
— Ты, это, не болтай. Е-если (передразнил). Если — потом будет. Значит, так. Бондаренке ничего не говори, он все загубит. Будем действоватьсамостоятельно. Скажи, что ничего не получилось, не растет, в общем, чтобы они забыли про все это. Тем более академик, как ты говоришь, того...Земля пухом.
— Да как же это? Бондаренко — он ведь научный руководитель проекта...
— Ничего, перебьется. Ему сейчас не до того. А мы тут такое замутим...Уже подходят с предложениями. Так что не болтай там. В следующий разприедешь, все обговорим.
Опять загремел чайником, стаканами.
— Давай чайку на дорожку. Чтоб в себя прийти.
— Да, спасибо. Давайте.
