мне , и совсем не собирались оказаться предсмертными:
Уже второй: Должно быть ты легла,
а может быть и у тебя такое.
Я не спешу и молниями телеграмм
мне незачем тебя будить и беспокоить.
Как говорят, „инцидент исперчен”.
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей, бед и обид.
„С тобой мы в расчете”, а не „Я с жизнью в расчете”, как в письме.
Стихи эти никому не показывай — я не хочу, чтобы они появились за границей в печати» [89] . Лидия Гинзбург записала воспоминания Лили Юрьевны, что в 1923 году, когда Маяковский, сидя дома, писал «Про это», он написал предсмертную записку, которая у нее хранится [90] .
Современники в предсмертной записке увидели клоунаду. Бросилось в глаза, что она слишком «литературная» — словно состоит из надерганных
у поэта цитат. М. О. Чудакова в «Жизнеописании Михаила Булгакова» отметила, что предсмертное письмо Маяковского адресовано не только «Всем», но и «Товарищу правительству», а именно к правительству обращался Булгаков двумя неделями ранее [91] . «По утверждению Е. С. Булгаковой она <…> вместе с Булгаковым в течение 31 марта и 1 апреля разнесла его по семи адресам…» [92] . Один из адресатов — Генрих Ягода; вероятно, о письме знал или имел копию
Я. С. Агранов, «специалист по литературе». Если завещание в самом деле подделка, то при его составлении могло быть использовано обращение Булгакова.
В. Катанян пытался защитить Лилю Брик: «Говорят, почерк Лили несколько похож на почерк Маяковского <…> Да, некоторое сходство есть. Но когда писалось это письмо — 12 апреля 1930 года, — Лиля была в Лондоне, <…> 14 апреля, в день смерти Маяковского, — в Голландии. 15 апреля утром приехала в Берлин. В этот день последнее письмо Маяковского <…> было напечатано во всех советских газетах» [93] . Если завещание — подделка, то не поэтому ли скрывали дату прибытия Бриков? Брики утверждали, что ехали поездом через Голландию и Германию, а на границе их встречал В. Катанян. Лиля Юрьевна пишет в воспоминаниях, ссылаясь на записи Осипа Брика: «15 апреля утром мы приехали в Берлин <…> На границе нас встретил Вася Катанян. От него мы узнали, как все случилось. 17-го утром мы приехали в Москву» [94] .
Е. Лавинская упоминает 16-е число: «Тут я впервые вспомнила о Бриках, о том, что их нет. Спросила Гринкруга, когда они вернутся. Он ответил, что послана телеграмма, будут они не позднее 16-го <…>» [95] . В воспоминаниях Корнелия Зелинского: «Когда 16 апреля прилетели из Лондона Брики, стояли в почетном карауле О. Брик, Кирсанов, Кушнер, Агранов» [96] . Фото Бриков у гроба Маяковского опубликовано. Как выяснилось позже, в Лондоне Брики не были вообще. Полонская в своих воспоминаниях пишет: «15 или 16 апреля Лиля Юрьевна вызвала меня к себе» [97] . Лиля Юрьевна вызывала Полонскую к себе до похорон, поскольку именно по ее совету (или приказу) Вероника Витольдовна на похороны не пошла. Но в это время, по воспоминаниям и Лили Брик, и Катаняна, они с Осипом были еще в пути из Берлина. Значит, все же прибыли раньше? Если бы прибыли 17-го, то вряд ли успели бы и Полонскую вызвать на разговор, и у гроба постоять, и в похоронах принять участие, тем более что церемония началась с утра. Уточнение времени прибытия Бриков из командировки поможет сделать вывод об их причастности к составлению завещания.
В пользу версии подделки завещания говорит и тот факт, что вряд ли человек, который решил
