Попытки вписать Маяковского в интеллектуальный контекст эпохи — увы, неудачные — известны еще с тридцатых годов. Последняя по времени, но столь же характерная — книга Л. Кациса, толстый и небезынтересный том с типичным названием «Владимир Маяковский-поэт в интеллектуальном контексте эпохи».
Как я понимаю, такого рода попытки и есть демонстрация интертекстуального метода. Чем образованней интерпретатор, тем умнее будет выглядеть объект его исследования.
На мой взгляд, было бы интересней, если бы К. Кантор, автор работ по визуальной культуре, написал о Маяковском-художнике. И тут бы исторический контекст оказался весьма кстати.
Т в о р ч е с т в о В. В. М а я к о в с к о г о в н а ч а л е X X I в е к а. М., ИМЛИ РАН, 2008, 800 стр.
Книга эта, по объему текста слегка уступающая книге, выпущенной РХГА, о которой сказано выше, по-своему тоже репрезентативна. Тема, вынесенная в заголовок, интересна и даже актуальна, однако о каких — пусть и самых предварительных — итогах можно рассуждать, если по сию пору нет мало- мальски удовлетворительного собрания сочинений Маяковского. Прижизненное собрание так же урезано, как урезаны и посмертные (хотя и называются «полными»), прорежены цензурой, и политической и эстетической.
Иными словами, не проделана главная при освоении творческого наследия любого автора — подготовительная — работа. Так на чем базироваться исследователям? На рукописях, доступ к которым открыт не каждому, или на разрозненных публикациях, когда, берясь за какую бы то ни было проблему, надо проводить всю текстологическую работу самостоятельно?
Ответ в объемистом этом коллективном труде отсутствует. А из статьи В. Н. Дядичева «О неизвестных текстах Маяковского» можно лишь понять, что и сбор материала для очередного, самого полного из всех полных, собрания сочинений Маяковского еще отнюдь не закончен. Между тем авторы статей, будто не замечая, что целого нет, устремились к частностям, что не всегда представляется актуальным. Таковы, на мой взгляд, статьи Н. В. Кононовой «Маяковский в творческом сознании Давида Самойлова» и С. С. Бойко «Маяковский: поэтика притяжения и отталкивания (Раннее творчество Булата Окуджавы)». Почему не Наровчатов, Слуцкий, Гудзенко, Межиров, Глазков, если брать поэтов «военного» поколения? Только потому, что для авторов статей интересны Самойлов и Окуджава?
Но наиболее показательна в данном смысле статья Е. А. Тюриной «О текстологических проблемах повести М. А. Булгакова „Собачье сердце”». Не стану оценивать качество этого сочинения, довольно сказать, что на всех 33 страницах текста нет не единого упоминания о Маяковском.
То ли автор нуждался в научной публикации по теме — диссертанты знают эти мучения, когда некуда сунуться со статьей и вопиешь от отчаяния, — то ли попала эта статья в сборник по недосмотру — сохранили документ не в той папке (филологи не дружат с оргтехникой). В общем, шарада, разгадку которой, надеюсь, знает редколлегия.
А в знаниях некоторых из этих уважаемых людей приходится усомниться. Так, ответственный редактор книги А. М. Ушаков в обширном вступлении заводит речь о книге Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковского», называя ее почему-то монографией. Книга, понятно, вызывает неприятие, но не в том суть. А. М. Ушаков утверждает: «Написанная в начале 1980-х годов, она печаталась частями в журнале „Театр” и полностью была опубликована вначале за рубежом, а в 1990 году у нас в издательстве „Советский писатель”».
Неточность формулировок при полемике с оппонентом, тем более покойным, вряд ли допустима. На самом-то деле книга Карабчиевского была впервые напечатана в 1985 году в Мюнхене издательством «Страна и мир», а уж затем, через несколько лет, перепечатана в трех номерах журнала «Театр».
Это мелочь, каковых в литературоведении, собственно, не бывает, поскольку для уяснения сути вещей все важно. Этакая мелочь способна развалить концепцию, если ее кладут в основу работы.
Пытаясь выстроить связь между работами, сделанными Маяковским в начале Первой мировой войны, и «Окнами РОСТА» и Главполитпросвета, А. И. Иванов в статье «О военных лубках Маяковского» приходит к выводам едва ли не парадоксальным: «…нельзя однозначно сказать, что стихотворные подписи лубка сориентированы только на малограмотную солдатскую массу. Хотя бы потому, что поэт мог употребить, например, немецкие слова…»
Далее следуют цитаты. Скажем, такая:
Скриком: «Deutschland дuber alles!» —
Немцы с поля убирались.
