Почти наверняка размышления Леонова были созвучны тому, что ненароком высказал в те дни вслух в писательском кругу упомянутый Буданцев: “Литературная атмосфера удушливая. Утешает только то, что подобно тому, как пришло в свой срок 23 апреля 1932 года, когда за решение литературных вопросов впервые взялся лично Сталин, придет опять момент, когда литература потребует авторитетного вмешательства <…> Сталин пока воздерживается от коренного вмешательства в литературу, допуская там дискуссию, и, в результате, в литературе все время идет борьба двух линий — Фадеева и Ставского и Горького, который как раз их не переваривает.
Триумвират Щербаков — Иванов — Ставский и является, очевидно, компромиссом между этими двумя линиями. Но, поскольку Горький только „икона”, а Иванов человек в организационном отношении бездарный, мы опять-таки остаемся под „эгидой” Ставского, худшего из всех рапповцев”.
“Что ж, будем жить, как прежде. Если не вступятся за нас сверху. Не — свыше, а — сверху” — примерно таков был леоновский настрой.
И новый его роман будет в том числе об этом.
После съезда, в октябре 34-го, Леонов с женою съездит в Грузию, повстречается с поэтом Тицианом Табидзе. Они познакомились чуть раньше, в Москве, в Союзе писателей, — Табидзе поднимался по лестнице, Леонов быстро спускался — и буквально столкнулись. Леонов тогда выразил восхищение стихами поэта, опубликованными в “Известиях” в переводе Бориса Пастернака: “Не я пишу стихи”, “Иду со стороны Черкесской”.
Чета Леоновых будет жить в доме Табидзе. Все вместе они съездят на народное празднество в Алазанской долине. Леонов наберется впечатлений для новой повести — “Evgenia Ivanovna”. Вернется и начнет ее писать… но отвлечет большой роман.
В письме к Табидзе от 22 января 1935 года Леонов пишет: “Сейчас я ездил за город, смотрел, как выглядит снег. Выглядит он хорошо. И мне все стало нравиться…”
Снег этот — тоже из нового романа. Леонов окончательно успокоился и задумал новую забаву.
5. “Игра его была огромна”
“Дорога на Океан” — один из самых замечательных примеров разветвленных леоновских шифров.
Задуматься о них посоветовал нам, по сути, сам Леонид Максимович, в одном интервью сказавший: “А что, было бы крайне занятно составить экспериментальное жизнеописание романиста с немой биографией единственно на основании его произведений, памятуя, что для такого автора книг с героями без прототипов и пользовавшегося всегда как бы слепками с самого себя описанные там эпизоды должны быть отражениями каких-то лично с ним происшедших событий”.
В романе, напомним, помимо череды отлично скроенных персонажей, два главных героя — член армейского реввоенсовета, назначенный начподором Волго-Ревизанской железной дороги Алексей Курилов и начальник депо на этой дороге — бывший белый офицер, естественно скрывающий свое прошлое, Глеб Протоклитов. Судьба его отягощена еще и тем, что отец Протоклитова был до революции судьей и сурово карал революционеров всех мастей.
Курилов с самого начала повествования подозревает Протоклитова; они несколько раз общаются, но самый их поединок происходит даже не во время кратких встреч, а в преодолении каждым тех или иных жизненных обстоятельств. Леонов неустанно выясняет меру мужества обоих.
Противостояние в романе Протоклитова и Курилова, безусловно, является аллюзией на отношения Леонова и Сталина и отчасти даже посланием писателя к вождю. Леонов мог быть уверен, что в Кремле его прочитают внимательно.
“Игра его была огромна”, — пишет Леонов о Глебе Протоклитове в самом начале романа, имея в виду, насколько продуманно и точно строит бывший белогвардеец, а по сути смертник, новую свою биографию.
Но насколько огромна была игра самого Леонова!
Он неоднократно говорил, лишь давая наживку торопливым исследователям, что “Дорога на Океан” — наивысшая точка его веры в социалистический эксперимент.
Все, конечно, стократ сложнее и любопытнее, как, впрочем, почти всегда у Леонова.
Основным носителем социалистической идеологии, как мы понимаем, является в романе упомянутый Курилов.
Был человек, который послужил первым импульсом для создания образа Курилова, — начальник политотдела одной из железных дорог Иван Кучмин: они с Леоновым много общались и даже были совместными свидетелями одной из железнодорожных катастроф (она отозвалась в первой главе
