прийти ему в голову.
В отличие от талмудического теленка, колобок защиты у мудрецов не ищет и правильно делает, потому что мудрецы в любом случае санкционировали бы его съедение, колобок знает, знает не отрефлектированным знанием, а своей сдобной утробой, что рассчитывать в этой жизни стоит не на обессиливающую мудрость мудрецов, а только на собственную, нешкольную, экзистенциальную мудрость. Ничего себе мудрость: ни одной извилины, думает совпадающим с круглой башкой брюхом. Франк, кажется, с недоуменной амбивалентностью сказал о Розанове: пишет животом.
Итак, колобку на роду написано быть съеденным, но ему об этом ничего не известно, а впрочем, было бы известно — он бы с этим ни за что не согласился. Не ведая об определении свыше, он строит свою жизнь по собственному разумению, по своей, по глупой воле. Как эта воля реализуется? В дороге и в песне [8] . Очарованный странник катится по дороге и поет свою знаменитую песенку, пребывающую многие века в шлягерах и ничуть не потускневшую от времени.
В этой, исполненной прекрасного оптимизма, саге колобок поет о том, какой он славный молодец и как ловко обошелся со знаменитыми и великими персонами, встреченными на жизненном пути. Это законченная модель мемуарной литературы. Колобок был первый. Воспоминания после него пишут именно так. Интересно, что он не откладывает сочинение мемуаров на будущее, когда уйдет на покой и сможет не торопясь поразмыслить над жизнью. Нет! Он знает, что все происходящее с ним драгоценно, не должно (упаси боже!) быть даже в мелочи утрачено, и потому немедленно, не переставая катиться, преображает событие в слово.
Прославившая колобка песня становится непосредственной причиной его гибели. Ему бы не вступать в опасный контакт с потенциальными поедателями, но колобок как истинный артист не может совладать с собой: ведь именно они и вдохновляют его на творчество. А единственная понимающая толк в искусстве — лиса — вообще лишает певца всякого соображения: наконец-то нашелся квалифицированный слушатель! Мечта каждого поэта! Перед смертью колобок получает истинную (то есть совпадающую с его собственной) оценку своего творчества и испытывает счастье признания.
Конечно, можно счесть слова лисы льстивой уловкой. Однако ничто не препятствует думать, что песенка (как и сам поющий) действительно пришлась ей по вкусу, лиса просто не смогла совладать с рефлексом. А может быть, вообще не видела проблемы в поедании певца: да, пел превосходно! превосходно! и как был вкусен! Вариант: пел превосходно, и вкус очень, очень оригинальный, но оказался как-то чересчур, затрудняюсь сказать, и потом эта неблагодетельная тяжесть в желудке, нет, через час прошло, ты же знаешь, беда с этими поэтами, нет, он сам ко мне бросился, между нами сразу возникло магнетическое чувство, с первого взгляда, жаль, ты не сможешь послушать.
Невинный способ повеличаться перед подругой, лишенной эксклюзивной эстетической (и гастрономической) радости.
Насчет неблагодетельной тяжести. В метро висела одно время реклама некоего лекарства, исцеляющего от разнообразных желудочно-кишечных недугов. Спасение колобка от претендентов на съедение объяснялось в ней не талантами и жизненной энергией героя, но специфическими расстройствами пищеварения каждого неудавшегося едока. Интересно, что и лиса в этой истории оставалась ни с чем, ибо вовремя не озаботилась состоянием своего здоровья. Таким образом, колобок пребывал несъеденным — смелая трансформация сюжета. В будущем, когда рекламируемое чудесное средство прочно войдет в наш рацион, колобок обречен, но это когда еще будет, а пока у нас больные желудки, ему ничто не угрожает.
Попадание в рекламу говорит об исключительном уровне популярности и внятности образа. И действительно, колобка без всякой натяжки можно назвать героем нашего времени. Разобран на анекдоты. О покойниках так не говорят. Значит, лиса все-таки не съела его? Выходит, что как бы съела и в то же время — не съела.
Я могу привести множество примеров бессмертия колобка, но ограничусь только одним: картинкой на гараже-ракушке рядом с моим домом. Колобок и лиса на рифленой лицевой панели. Увы, не могу продемонстрировать. Смысловая привязка к гаражу очевидна: колобок катится, катится по дороге, постоянно сталкивается с теми, кто хочет его съесть, и постоянно оставляет их с носом. Вдохновляющий пример для владельца транспортного средства.
Образ фрески, однако, оказывается осложнен более фундаментальными коннотациями: народный художник изобразил колобка и лису под яблоней с мнимо приветливыми наливными яблочками. Судя по кислым лицам обоих, плоды уже попробованы и вовсе не пришлись им по вкусу. До такой степени, что у колобка пропала охота петь, бахвалиться и куролесить, а лиса напрочь лишилась аппетита и позабыла любовь к искусствам. Маленькая рыбка, жареный карась, где твоя улыбка, что была вчерась?
Увидели, что наги перед лицом экзистенциального ужаса. Колобку со всей беспощадностью открылось его жизненное назначение, не принять которое он бессилен. Лиса узнала то, что лисам (и не только лисам) лучше не знать.
Потому что во многом знании много печали.
Потому что в знании много печали.
Потому что много печали.
Потому что печали.
Печали.
