Важнейшая для меня мысль второго рассказа — та, что за «маленькими», казалось бы, «трагедиями» полно и выпукло отражается весь этот Божий мир, как солнце в капле росы. И оба эссе — о безмерности свободы.
Наконец, напомню себе, что далеко не в первый раз писатель и ученый Павел Проценко служит своими трудами прославлению продолжающих идти за Христом подвижников. Спасибо ему.
Елена Макаров а, Сергей Макаров. Крепость над бездной. Искусство, музыка и театр в Терезине, 1941—1945. М., Gesharim / «Мосты культуры», 2007, 496 стр.
Передо мной четвертая, заключительная книга «терезинской эпопеи» супругов Макаровых, впечатления о трех предыдущих отразились в прежних «Книжных полках» [21] . Терезин — это созданный нацистами на чешской земле город-лагерь, «образцовое еврейское гетто» со своими законами самоуправления, со своим — в основном — подпольным искусством и своим ежедневным запахом смерти. Все без исключения жители этого города отлично знали: в любой день их могут отправить «на транспорт» — то есть в газовые камеры одного из освенцимов.
На Западе Терезин хорошо известен: выходят десятки книг, снимаются фильмы, открываются выставки. У нас о нем почти ничего не знают. Макаровский четырехтомник — первый и уникальный памятник этой особенной, рукотворной («сотворило» ее само Зло) цивилизации , заселенной приговоренными к жизни-смерти. Книга-монумент на русском языке.
Уму непостижимо: в лагере читались лекции и проводились научные изыскания, работали театры, музицировали оркестры, рисовали, лепили, учили языки. Тут жили с полным напряжением сил, и это напряжение было частично пропитано особой двойной моралью, потому что узники в каком-то смысле охраняли сами себя. Здесь было даже своеобразное лагерное «министерство культуры», отдел досуга, разрабатывающий еженедельные программы мероприятий, утверждаемых Советом старейшин. Нацистская комендатура подмахивала эти программы, почти не читая. «В Терезине исполняли произведения „врагов немецкой культуры”, еврейских композиторов Мендельсона, Малера и Оффенбаха, там играл джаз, запрещенный нацистами». У комендатуры были свои задачи — «не допустить беспорядков и вовремя дать сигнал к отправке».
Отдаваясь своему искусству, узники не делали себе никаких скидок на «обстоятельства момента» и работали, словно «это в последний раз». Часто так и бывало.
Макаровы пишут, что «преследуемые и безоружные евреи боролись за человечность, это и было их формой борьбы против нацизма. Они не были трусами. Невоинственный человек не обязательно трус. Германская машина уничтожения была отработана и эффективна, для убийства не жалели ни поездов, ни людских ресурсов. К тому же срабатывала умелая манипуляция теми же качествами: законопослушностью, наивной верой в добро, неумением ненавидеть и „чрезмерной” привязанностью к семье».
Книга выстроена послойно — тут и биографические очерки, пропитанные вчерашними и сегодняшними свидетельствами (уцелевшие дневники, письма, живые беседы с составителями книги). Здесь использованы пьесы (в том числе написанные сегодня), лагерная поэзия, либретто опер и — разумеется — сотни иллюстраций: картины, графика и даже юмористические рисунки. И ноты, и факсимиле рукописей.
Особое место уделено судьбе гениального педагога и художницы Фридл Дикер-Брандейс, которая находилась в Терезине с 17 декабря 1942 до 6 октября 1944-го, когда она последовала за депортированным в «новый рабочий лагерь» мужем. Новым рабочим лагерем оказался Освенцим, где она погибла через три дня. Напомню, что имя и судьба Фридл воскрешены благодаря ее «неузнанной» ученице Елене Макаровой, тысячи рисунков, сделанных детьми на занятиях с Фридл, вошли в историю культуры, демонстрировались на выставках по всему свету.
Мне хотелось бы отдельно выделить и сюжет о «богатых» съемках пропагандистского фашистского фильма о Терезине. Неожиданная загруженность любимой работой, кажется, совершенно помутила рассудок известному режиссеру Курту Герону, который словно забыл, что именно он снимает. «Может, он думает, что работа над фильмом сохранит ему жизнь? — спрашивала себя молодая актриса Нава Шеан. — Он ошибся. Как сотни тысяч евреев, он закончил жизнь в газовой камере».
Однажды я увидел кадры именно из этого фильма — внутри многосерийной документальной картины Кена Бернса «Джаз». Вздрогнул на слове «Терезин», остановил диск, перемотал назад и посмотрел еще раз. Это было год назад. Теперь, после богато иллюстрированной четвертой книги Макаровых, я почему-то думаю, что если вернусь к фильму Бернса, то кого-то узнаю. И я не хочу туда возвращаться. Макаровские книги о Терезине написаны таким образом, что их герои становятся тебе совершенно родными [22] .
Не могу забыть о вкладе в терезинский проект поэта Инны Лиснянской. Именно ею переведено все стихотворное, в том числе «Терезинский марш», сочиненный выдающимся драматургом, режиссером и актером Карелом Швенком, поставившим в лагере более трехсот кабаре-представлений. «Терезинскому Чаплину» — Карелу Швенку и поиску свидетельств о нем в книге уделено тоже немало места.
