грудь, зацепившись лапками за волоски. Я щелчком отправляю их обратно.
— Ты что делаешь! — возмущается Игорь. — Это ж наши земляки, из Москвы!
— Вот и забирай их себе, если они тебе так дороги, — парирую я.
— Не. Пускай отправляются на штурм Грозного, — смеется он. — Здравствуйте, товарищи вши! — обращается он к кальсонам, подражая голосу нашего командира полка. — Равнение на середину! От всей души поздравляю вас с прибытием в задницу! Напра-во! На штурм города-героя Грозного шагомарш! Всем обещаю медали и единовременное пособие на похороны, и пусть земля вам будет пухом! Оркестр, туш!
Мы ржем. У Игоря неплохо получается копировать полкана. Да вообще он выглядит смешно, стоя голышом навытяжку и командуя вшами.
— Ну и кони. — Аркаша поймал особенно здоровую вшу и с сочным щелчком давит ее ногтями. — И откуда они только берутся. Достаточно подцепить одну, как через два дня на тебе уже целая сотня. Никакая баня не помогает.
— Баня тут ни при чем, — возражает ему с умным видом Мутный. — Это бельевые вши. От них можно избавиться, только если постоянно прожаривать исподнее в вошебойке. А наше белье никто не прожаривает, вши в нем живые и голодные.
— Все-таки насколько лучше воевать, когда тепло. И почему нельзя было начать войну весной?
— Да, что-то тут начальство не просчитало. И правда, подождали бы еще полгодика, подготовились бы как следует и по теплу начали. Как ты думаешь? — спрашивает меня Мутный.
— Не знаю, — отвечаю я. — Может, нельзя было ждать, чехи закрепились бы, и тогда пришлось бы их выбивать из укрепрайонов…
— Мы их и так выбиваем. Они четыре года закреплялись, и никто их не трогал. А тут ни с того ни с сего вдруг полезли осенью по горам, да одной пехотой.
— Во всем виновата политика, — говорит Аркаша. — Ни одна война не начинается без политики. Скоро выборы, все дело в этом.
— А как война влияет на выборы? — спрашивает Пинча.
— Хрен его знает. Но как-то влияет. Вот тебя шлепнут здесь, а Путин из-за этого станет президентом.
— По телевизору говорят, что Ельцин вроде бы как определился со своим наследником.
— А что, президент может назначить себе наследника? — хитро щурится Пинча. — Зачем же тогда выборы?
— А зачем у коровы сиськи между ног?
— Да ладно вам, — говорю я. — К тому же сейчас не так уж и холодно, воды только очень много. Было бы поморознее.
— Это да, — говорит Олег, — и солнце не помешало бы. Я где-то читал, что от солнечного света в организме человека вырабатываются гормоны счастья. Теоретически мы сейчас должны быть счастливы. Пиноккио, ты счастлив?
— Да, — говорит Пинча. По-моему, он не врет. Пиноккио счастлив всегда.
Пинча единственный из нас, кто не разделся на солнышке. Он сидит скукожившись и натянув шапку на глаза. Руки в карманах, голова вжата в плечи, как у столетнего деда. Возможно, он хочет раздавить всех вшей сразу.
— Пинча, гад, если я от тебя снова нахватаюсь, получишь по уху, — предупреждает его Игорь.
Пинча в ответ только лыбится.
— Чего ты ржешь, Буратино, — орет на него Мутный, — кому сказали, снимай шмотье!
Мы наваливаемся на Пиноккио. Мутный стягивает с него китель, затем берется за исподнее. Когда он сжимает белуху в кулаке, ему на кисть начинает переползать серая цепочка. Мутный отдергивает руку, словно от ожога, и с матом отбегает на несколько метров.
