— Иногда. Хотите взглянуть на моего внука? Там есть письмо, от третьего октября.
Он сам хотел посмотреть. Понял, что она не откажет.
— Славный. На вас похож. Правда.
— А я и не спорю. Хотя я в его возрасте был тощим. Я всегда был тощим. От нервов.
4
Рюмочная в сталинском доме. В полуподвале. Потолки высокие, на стене — мозаика: самолет в синем небе выше облаков. Полуподвал — выше облаков. Блики от ламп на кафеле мозаики, лампы раскачиваются, когда внизу, под землей, идет поезд, и в колеблющемся свете небеса на стене кажутся почти живыми. Или алкоголь так все преображает. За полуподвальными, высокими окнами идет мокрый снег. “Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…” — произносит немолодой человек напротив него, тоже с рюмкой водки. Водку он выпивает, а бутерброд не трогает. Бутерброд с ветчиной и с ломтиком огурца лежит на блюдце.
— Это цитата. Стихотворение.
— Я в курсе. Могу даже продолжить.
— Не стоит. Я не к тому. Странное место эта рюмочная. Вы бывали здесь раньше? Я — нет. Но она так выглядит, как будто всегда здесь была и всегда будет. Поток времен уносит все, что угодно, только не ее. Здесь какая-то аномалия.
— Дом построили в пятидесятые. Так что ваше “всегда” даже на сотню лет не растянуть.
— С человеческой точки зрения, с человеческой. Здесь расположена наша с вами вечность. Будьте здоровы.
Он был лысый, в очках, худые запястья выступали из рукавов старого пальто. Он был его отражением в зеркале, он сам с собой разговаривал.
Взял еще рюмку. Не мог он вернуться с дня рожденья сестры трезвым.
5
Он налил в ведро воды. Старался ее даже не коснуться: от ледяного прикосновения он бы и сам заледенел. Намочил веник. Подмел сначала кухню, затем комнату и прихожую. Нагрел чайник. Уже теплой водой вымыл с порошком раковину, унитаз, ванну, мойку в кухне, затем полы в ванной и туалете. Посидел на кухне, передохнул. Надо было еще сходить за конфетами к чаю.
Без четверти восемь конфеты лежали в стеклянной вазочке. В чайник налита была свежая вода, две чашки вынуты из шкафчика. Он оделся в чистое, сидел в углу дивана. Смотрел на телефон. Часы стрекотали.
Через час с небольшим он спустился на третий этаж и позвонил к ней в квартиру.
— Вот что, — сказал он, проходя сразу в комнату, — я позвоню от вас.
Комната эта была прохладной, тихой. Она встала у притолоки, смотрела за ним.
Нервно нажал кнопки. Крикнул:
— Аля!.. Что? Не понял.
Отключил трубку. Посмотрел растерянно.
— Не туда попал.
Набрал номер еще раз, спокойнее:
— Аля? Это вы? Слава богу! Звонили? Простите, ради бога, у меня телефон сломался… Да. Я понял. Конечно. Ну разумеется. — Сморщился, как всегда, когда плохо слышал. — Нет. Не в этом дело. А в том, что фальшивая купюра — изгой. Она не похожа на все нормальные купюры, то есть похожа, но если всмотреться — нет. Она не как все. Она обречена. Да-да, именно. И герой обречен. Он — тоже своего рода фальшивая купюра. Его изымают из оборота. Пересмотрите обязательно. Подумайте, в чем его “нетакость”, несовпадение, после обсудим. Не за что. Когда вы сможете? Прекрасно. Буду ждать.
