том никакой трагедии не видели и претензий к миллионам не имели, потому что знали, за что сидим и милости не просим, — в той или иной степени мы имели именно политические претензии к власти, так или иначе оглашали их и, отнюдь не мечтая о тюрьмах и лагерях, попадая туда каждый в свое время, принимали это как должное и неизбежное”.
Дмитрий Быков. Федин беден. Один из них. — “Русская жизнь”, 2009, № 2-3, февраль <http://www.rulife.ru>.
“Лет в двенадцать-тринадцать я посмотрел фильм Зархи по „Городам и годам” [Константина Федина] с замечательным Старыгиным в главной роли, прочел роман, и некоторое время он был у меня одним из любимых, причем въелся даже глубже, чем казалось: сочиняя в „Орфографии” пародию на типичный русский революционный эпос, я неожиданно довольно точно изложил именно фединскую фабулу — с роковой любовью и бесконечным переходом всех героев, включая главного лощеного злодея, то на сторону красных, то в стан белых, то в банду зеленых. Но штука в том, что роман Федина в самом деле похож на все революционные эпосы сразу, — старший „Серапион” создал их идеальную квинтэссенцию”.
“Серапионы провозгласили установку на сюжетную прозу, сильную фабулу, социальную остроту — и „Города и годы”, писавшиеся как демонстрационный, первый, образцовый роман нового направления, все это в себя вобрали. Тут получилось что-то вроде импровизированного салата или пиццы, куда набухано все, что есть в доме, — но поскольку и время было безнадежно эклектичным, получилось непредсказуемое соответствие. <...> Пожалуй, роман Федина — наиболее удачный (в смысле наглядности) пример романа на знаменитую тему „Интеллигенция и революция”: что делать во время революции человеку, который не хочет убивать”.
“Проблема в том, что Федин был писатель по преимуществу европейский — потому, скажем, К. Симонов и другие коллеги предпочитали именовать его именно европейцем, акцентируя элегантность и отутюженность его седовласого облика. Конечно, это не Европа, а „Европа”, книжный, адаптированный вариант,
“Быть литератором в современной России то же самое, что быть водителем…” Беседу вела Алена Бондарева. — “Читаем вместе. Навигатор в мире книг”, 2009, февраль <http://www.mdk-arbat.ru/magazines.aspx>.
Говорит Илья Бояшов: “История вообще является мифом. Это не наука, а творчество. Чем литературно одареннее историк, тем более интересной и захватывающей она видится. Карамзин, Ключевский, Соловьев, монах Нестор — прежде всего талантливые литераторы”.
“Дело в том, что стиль, ритм современной прозы меняется на глазах. Проза теряет свою неторопливость, вальяжность, цветистость — на смену приходит ритм, рваный, быстрый, нервозный. Язык катастрофически меняется. Первая предтеча — молодежные „
Януш Вишневский. “Любовь — это наркотик”. Беседу вела Юлия Бурмистрова. — “Частный корреспондент”, 2009, 14 февраля <http://www.chaskor.ru>.
“Химические структуры, возникающие в мозгу человека в состоянии влюбленности, — страшные структуры. <...> Если бы на их основе создали препарат и люди носили его в кармане, их бы сразу забрали в тюрьму. Они относятся к группе наркотиков — амфетамины, опиаты. У героина и у любви много общего в смысле химии. Их воспринимают одни и те же мозговые рецепторы”.
“Астроном сидит на пляже и наблюдает заход солнца. Он знает, что это звезда средней величины, на поверхности которой шесть тысяч градусов, он знает химический состав — дейтерий, образующий гелий, и еще много всего. Но, глядя на солнце, он испытывает некий восторг — не от знания, а от красоты момента. На любовь можно посмотреть и как поэт, и как лаборант. В своих книгах я стараюсь смотреть с обеих сторон”.
Игорь Волгин. Женщине дано иное зрение. Невеста без места: личные трудности Инны Кабыш. — “НГ Ex libris”, 2009, № 7, 26 февраля <http://exlibris.ng.ru>.
“Лермонтовское „…но странною любовью”, пушкинское „черт догадал меня родиться в России…” и т. д. — ни одного из этих самооправданий-самообвинений „не объяснит рассудок”. Инна Кабыш в своих отношениях с Родиной еще более иррациональна: „Даже если ты станешь богатой и сильной, / я буду тебя любить”. Но до этого (то бишь до богатства и силы) еще очень неблизко. А „в натуре” — метафизическая реальность (не знаешь, какая Россия метафизичнее — земная или небесная), которая диктует ставшие уже хрестоматийными строки: „Кто варит варенье в июле, / тот жить собирается с мужем…” На сакраментальный (и общенациональный) вопрос „что делать” В. В. Розанов в „Эмбрионах” ответил просто: „Если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай”. Его не
