У-ви-ва-ется.
Жених у ворот,
Жених у ворот,
Жених у ворот
До-жи-да-ется.
Завороженно и протяжно выпевает Серафима, как жениху то выводят коня, то выносят сундуки с добром, а он отказывается, это, говорит, не мое, это тестя, это шурина мово. Печальнее всего выходит у Серафимы слово “мово”, на котором мелодия осекается и падает, как подкошенная.
На третий раз жениху выводят “свет Настасьюшку свет Петровнушку”. На этом месте я вдруг ощущаю полуобморочный ужас, волосы на голове шевелятся, по коже пробегает мороз. И хотя я сижу, я чувствую, как у меня подгибаются колени и не идут ноги. Потому что все мы в этот миг нанизаны, как бусины, на Серафимин голос: и свет Петровнушка, и та женщина с полными ведрами, и я.
А жених тем временем подходит все ближе и вот уже говорит обо всех нас:
Это вот мое,
Это вот мое,
Мое сужено,
Мое ряжено...
И сердце падает. И песня обрывается. И мы вновь рассыпаны по разным временам и весям. И только Серафима может нас собрать.
Верные тела
Шахматный игрок
Он в аренду сдает свои крепостные фигуры
Вспоминая невревский торг
Он снимает с широких своих волос
Черно-желтую шахматную косынку
Расстилает ее на низкой траве,
Приглашает фигурки
Он хозяин усадьбы, своего положения и владыка морской
и вообще все, так ему кажется, должно совершаться здесь
по движению пальца, как пред окошком компьютера
Из травы заплутавшейся приходят морские коньки