— Наконец хоть что-то в этом болоте сдвинулось, — сказал прапорщик, когда «Назарет» умолкли.
— Что ты имеешь в виду, Коля? — спросил Блысков, не отрываясь от письма.
— Да-а, — неопределенно протянул тот, потягиваясь.
Волна уплывала, прапорщик пытался ее снова оседлать.
— Да, пора было… — пробормотал Блысков, — принять меры.
— Но… по-моему, это напоминает карательную акцию, — не выдержал и Мартыненко.
Блысков бросил взгляд на него через плечо и, ткнув вверх шариковой ручкой, назидательно произнес:
— Превентивная мера.
— Смысл один.
— Смысл только в том, чтобы все ребятки вернулись домой на своих двоих и со своими руками, — ответил Блысков.
— Вы думаете, это поможет? — спросил Мартыненко.
— По крайней мере, поп уже понял, что шутить мы не намерены — именно с ним.
— Странно, чем он недоволен? Ведь всем выгоднее мир и спокойствие.
— А всегда найдутся фанатики. Мусульмане крайне нетерпимы к представителям, так сказать, других вер, — сказал Андрющенков.
Блысков усмехнулся и спросил, в какой это вере числит себя Андрющенков? Прапорщик растерялся, покрутил колесико волноискателя, взглянул в спину ротному:
— А вы, Анатолий Васильевич?
— Я?.. — Блысков сложил письмо и сунул его в серый армейский конверт без марок, провел языком по краю, шурша рыжеватыми усами о бумагу. — У меня, Коля, простая вера, ты же знаешь: солдатская. — Он заклеил и надписал конверт.
— Нельзя ли уточнить? — попросил Мартыненко.
Блысков кивнул:
— Уточним по ходу дела.
Но ничего уточнить он не успел. Даже передать дела заменщику не сумел. По дороге из города, уездного центра в тополях, садах, с древней цитаделью на холме, только что прилетевший заменщик попал в засаду, — может, это была месть за дом муллы? — на выручку выехала разведрота с Блысковым во главе. Все происходило как-то сумбурно, хаотично. Лейтенант Мартыненко не так воображал себе первый бой. Они незаметно пересекли черту, отделявшую воюющих от мирно похаживающих, бьющих мух в полку. В тучах пыли, под которой были погребены все проселочные дороги, они достигли заброшенных печей для обжига кирпича, и операторы уже срезали из скорострельных пушек макушки тополей, разбрызгивали грязь на арыке вдоль картофельных, четко разделенных валами полей. Стрелял ли кто-то по ним, понять было невозможно. Солдаты и офицеры палили из всех стволов, по броне звенели пустые раскаленные гильзы. Бронированные машины пехоты, на которых ездили разведчики, остановились возле подбитого бронетранспортера, в котором и застрял заменщик капитана Блыскова. Он был жив, с пухловатым белым лицом, оттененным черными усиками, чернейшими глазами, высокий и немного неуклюжий. «Давай сюда, дорогуша!» — крикнул ему Блысков в запыленном шлемофоне, в «лифчике», утыканном набитыми рожками. Старший лейтенант с кривой улыбкой двинулся к машине, таща кожаный чемодан.
В обстрелянных экипажах двух бронетранспортеров никто серьезно не пострадал, только водитель набил шишку; хотя это могло обернуться и контузией. Пушки продолжали месить грязь, пыль и древесные щепки. Ствол автомата у Мартыненко тоже был горячим, он стрелял туда же, куда и все, не видя противника. Но вот кто-то же подбил бронетранспортер, издырявил его люк. Попали в левый каток из гранатомета, разворотив его. Солдаты вытаскивали из бронетранспортера боеприпасы. Позже за ним должен был прийти тягач.
Блысков подал руку своему заменщику, помогая взобраться на броню. К жаркому металлу прилип светло- коричневый чемодан, заменщик рванул его. «Вниз?!» — то ли спросил, то ли приказал Блысков, указывая пальцем на свой люк. Но заменщик отрицательно покачал головой. «Тогда держись!» — крикнул Блысков и приказал механику-водителю разворачиваться. БМП начала разворачиваться на месте, хрустя траками и выбрасывая черные клубы дыма, стрельба вроде бы поутихла, но в это время и прозвучал еще один выстрел. Ни Мартыненко, ни остальные уже не обратили на него внимания. Но в наушниках шлемофона вдруг раздался удивленный возглас механика-водителя блысковской машины: «Товарищ капитан?!» Мартыненко оглянулся и увидел, что на броне громоздится разорванный чемодан — как будто его вспороли
