впереди. Двое стояли по бокам.
У одного из них в руке был чемодан. Чемодан из бежевого кожзаменителя. Кардымов хотел взять свой чемодан, но афганец отстранился, цокнул языком. «Восточное гостеприимство», — подумал майор, жалея, что не повесил на плечо АКС, постеснялся лететь с автоматом в гражданском самолете. Тем более ему советовали не афишировать, кто он и что он хотя бы до поры до времени. Да и прямо в аэропорту его должны были встретить. Не встретили. О таком варианте развития событий никто даже не подумал. А, например, в Ярославле подобные нестыковки — сплошь и рядом.
А здесь — Восток. Нестыковок — пропасть. И они должны нарастать, почему-то понял он. Чем дальше на Восток, тем больше нестыковок.
…А этот молодчик — не стесняется. И автомат у него неизвестного производства. Кардымов все-таки изловчился и перехватил чемодан.
— Я сам, дружище, не надо. Мы не привыкли.
Носильщик заупрямился, но молодой что-то сказал ему, и тот выпустил ручку чемодана. Лицо его приняло разочарованное выражение, как у рыбака, упустившего крупного леща. Так-то лучше, подумал Кардымов. Молниеносно расстегнуть чемодан не получится, мало того, что он на замках, так еще перетянут ремнями с застежками. Но в кармане брюк у него был брелок с щипчиками для ногтей и крошечным лезвием. Кардымов косился на сопровождение, у них под рубахами, конечно, пушки. Кто же они такие?
Они подошли к внутренней стене, дверь открылась. И они оказались в полутемном коридоре. Здесь можно было уже не щуриться, Кардымов раскрыл глаза, уставшие от яркого света, ощущая пот в морщинках. Молодец с автоматом остановился перед дверью. Оглянулся на Кардымова и, сделав ему знак, скрылся за дверью. Кардымов стоял в узком глиняном коридоре, не опуская тяжелого чемодана, и свободной рукой утирал потное лицо. Рубашка липла к телу, он отрывал ее, чтобы рукоять макарова не обозначалась явно. Свет в коридор проникал сквозь какие-то не окна даже, а отверстия. На мгновенье Кардымову все почудилось то ли сном, то ли воспоминанием: полумрак, смуглые лоснящиеся лица, бороды, тюрбаны, рассеянный свет, дверь, чемодан и сам он, Кардымов, в светлой рубашке, расстегнутой на груди. Сейчас проснется.
Но — это продолжалось. Дверь снова открылась, и молодчик жестом пригласил Кардымова войти. Он вошел в помещение без всякой мебели. Но тут вместо мебели вдоль стен сидело человек пять в чалмах и своих просторных одеяниях. Они смотрели на Кардымова, держа автоматы на коленях.
— Салям алейкум! — поздоровался с правоверными ярославский опер Кардымов.
— Салям. Салям, — нестройно отвечали ему, не поймешь, то ли угрюмо, то ли доброжелательно. Хороши бойцы-царандоевцы. Бороды только укоротить. А то попадет в затвор — автомат заклинит.
Под внимательными взглядами Кардымов прошел через комнату дальше и вступил в новый коридор и подумал, что из этого лабиринта потом черта с два сразу выберешься. И — хоть ты пометки на стене оставляй мелом. Но никто из инструкторов не посоветовал взять с собой обычного школьного мела. На кой черт здесь скороварка?! В этих коридорах и не пахнет электричеством. Это какие-то древние катакомбы. А может, это проверка. В Ташкенте им устраивали. Давили на психику, прессовали. Двое хотели из лагеря улизнуть, но, оказывается, его успели обнести колючкой и выставить всюду посты. А один прямо наотрез отказался. Ему не стали возражать, выпустили. Он уехал домой. Но отныне его карьера завершилась, на нем поставили крест. Что ж, он может работать дворником. Сейчас бы и Кардымов не отказался поразгребать снежок лопатой. Шутка. Минутная слабость. Реакция организма на жару. Чему быть, тому быть. Но скверно все-таки: без языка — как без рук.
Они остановились перед очередной дверью, молодой афганец вошел, через пару минут выглянул и кивнул: заходи. Кардымов вошел в просторную комнату. Двое сопровождающих остановились позади.
Здесь было светло. Большое окно. Комната была застелена паласом, а на небольшом возвышении багровел ковер: там, скрестив ноги, сидел мужчина средних лет в зеленоватой свободной рубашке и такого же цвета шароварах и каракулевой шапочке пирожком серебристого цвета. Эта одежда напомнила Кардымову форму хирурга. Ослепительно черная борода казалась куском угля. Темные глаза были устремлены на Кардымова из-под антрацитовых сросшихся бровей.
— Салям алейкум! — в который уже раз заученно произнес майор. Он стоял, не выпуская чемодана из рук.
— И тебе мир! — ответил «хирург».
Майор Кардымов мгновенье пребывал в замешательстве. Как будто этот человек провел его коронный прием: потянул на себя и с легкостью перебросил, так что под ногами успел мелькнуть потолок.
— Ты русский? — задал следующий вопрос «хирург». Все-таки говорил он с акцентом. И, поняв это, Кардымов справился с замешательством и сказал по-русски с облегчением:
— Да.
«Хирург» кивнул, огладил каменноугольную бороду.
— И-и-и что тебя привело к нам?
Кардымов покосился на молодчика с автоматом неизвестного производства и, уже владея собой полностью,
