— Что ж, — сказал О’Хара, — прощайте. Я рад знакомству и хотел бы только, чтобы оно состоялось в менее... профессиональных обстоятельствах.
— Я тоже рад встрече, — сказал Чехов, протягивая руку. — При любых обстоятельствах, мистер О’Хара.
— Ким, — сказал О’Хара. — Просто Ким.
Неловкое молчание заглушил пароходный гудок.
— Вы напишете об этом? — спросил Ким.
— Уже написал. — Чехов кивком указал на стол, где лежала небольшая стопка желтоватой бумаги. — Вчерне, конечно, зато обо всем — не беспокойтесь, без лишних подробностей. Коломбо, железная дорога, Канди, забавный монах... Кстати, спасибо за книги, они мне очень помогли.
Ким повел рукой: не стоит упоминания.
— А вот напоследок, — сказал Чехов, — хочу показать вам мое главное цейлонское приобретение. Смотрите, — он встал и сдернул накидку с клетки, — какие очаровательные мангусты, самец и самочка. Я их купил на базаре — помните, торговец стоял на том самом углу, где мы встретили вашего преступного китайца. Прелестные зверьки, только все время норовят выскочить.
— Вас обманули, — сказал Ким, приглядываясь. — Один точно самец мангуста, а вторая — циветта, ее приручить нельзя.
— Как? — поразился Чехов. — Которая?
— Осторожно! — крикнул Ким, но было поздно. Дверца отворилась, и мангуст прыгнул на письменный стол.
XXIII
— ...А дальше было совсем несложно. Русским резидентом оказался ночной портье “Галле фейс”. Сун Ло Ли знал об этом и шантажировал его: китаец велел любыми средствами направить Чехова в Канди, что, собственно говоря, совпадало с намерениями резидента. Кажется, оба полагали, что смогут в последнюю минуту обмануть друг друга и заполучить товар для своих хозяев. Мысль составить записку из газетных вырезок подсказала повесть мистера Дойля, которую портье как раз прочитал, а подбросить листок он поручил своему агенту, коридорному отеля “Гранд ориентл”. Вот и все, дело закрыто. Поздравляю с повышением.
Лейтенант Адам Стрикленд с легким смущением поклонился и спросил:
— А как же секта рыбопоклонников?
— После смерти Сун Ло Ли она не опасна. Ни один из тех, кого мы выловили, не имеет представления ни о том, где искать монаха из Канди, ни как говорить с “хозяевами”. Лавочники, пожелавшие власти...
Адам вздохнул. Тут, в чистоте выбеленного полицейского участка...
— Знаете, мистер О’Хара, здесь... вот газовый рожок, вот телеграфический аппарат, пишущая машинка... эта секта, этот жуткий склеп кажутся такими нелепыми... просто невозможными. Нет, я знаю, что тайные общества, всякие там древние культы — не выдумка, я читал “Признания душителя”... да господи, я же был там!.. — но все равно, какое-то оно...
— Просто чужое, — вздохнул О’Хара, закуривая дешевую сигару (так и не смог от них отвыкнуть за все эти годы). — Мы оказались в мире, который основан на том, что для нас — вульгарная несообразность. Это бывает. А представьте, каково было доктору Чехову попасть в наш мир. Ведь он совершенно уверен, что жизнь в основах своих одинакова всегда и везде. — О’Хара затянулся, поморщился и в раздражении затушил сигару. — В его мире не происходит ничего, ничто не может измениться, разве только умереть, а человек беспомощен и даже не помышляет о том, чтобы... Вообразите, Адам, что вы живете в йоркширской глубинке и хотите на некоторое время перебраться в Лондон. Ваши действия?
— По телеграфу сниму квартиру и куплю билет.
— А в его мире этого не будет никогда! Человек может всю жизнь твердить о Лондоне, но никогда туда не попадет... да и Лондона никакого нет, только выцветшая ферротипия “Привет со Всемирной выставки”. Все прочее — такой же дикий вымысел, как для вас, Адам, — теории нашего покойного друга Сун Ло Ли.
Адам неуверенно хмыкнул:
— Тогда Россия нам не опасна.
