Одноногий на секунду опешил, но потом засмеялся.
— Моя порода! — сказал он и потрепал сына по щеке.
Петька, не раздумывая, вцепился зубами ему в ладонь, стиснул их до боли в деснах, а потом рванулся в сторону и побежал к Валеркиному дому, сплевывая себе под ноги не нужную ему, чужую кровь».
В романе Геласимова, в принципе, отсутствует деление на «черное и белое». Автору важнее показать, что можно любить свою маму, даже если она каждый вечер приходит с работы уставшая, садится за стол и тупо смотрит перед собой, что можно перевернуть мир (ну или хотя бы всю Разгуляевку), лишь бы добыть своей маме белое платье и отвести ее к танкистам — знакомиться. И что «была бы Петькина воля, он Митьку Михайлова себе в отцы бы не взял. А мамку бы взял. Даже если бы на выбор предлагалось еще пять тысяч мамок».
Впрочем, как уже говорилось выше, Геласимов не идеализирует детство. Его персонажи, в том числе и Петька, могут казаться жестокими, агрессивными, но все это — лишь дань духам того времени, о котором пишет автор.
«— Ребята вчера прут в поле нашли. В землю закопанный. Один конец наружу торчал. Оттянули, а потом позвали меня. Сказали в „чижа” играть. Я подошел, они отпустили.
— Так ты зачем подошел-то?
— Не звали они меня никогда».
И Петька, и Хиротаро — социальные аутсайдеры. И каждый полностью осознает свое положение. Судьба аутсайдера опять же таки — излюбленная тема Геласимова (изувеченный на чеченской войне парень в «Жажде», «недоеврей» в «Рахили»). Встраиваемость в социальный контекст для персонажей Геласимова всегда сложна и мучительна, но только в «Степных богах» она становится воистину мистическим действом. Процесс перекраивания себя и своей судьбы превращается в танец театра Ну а затем — в древний ритуал изгнания злых духов.
«Японец отчебучил такое, что духам на том свете наверняка стало тошно. Петьке нестерпимо захотелось вскочить на ноги и самому повторить хоть что-нибудь из того, что сделал японец <…> Неожиданно Петька развернулся и в полном восторге прыгнул на спину Хиротаро. <…> Теперь от ног Хиротаро далеко в степь убегала длинная тень с четырьмя руками, похожая на фигуру китайского бога».
Превращение двух аутсайдеров в степных богов дублирует давнюю историю, произошедшую с Хиротаро и его лучшим другом — хромым мальчиком, решившим, что его недуг вызван злыми духами, и пожелавшим этих духов изгнать. Будучи ребенком, Хиротаро не поверил в чудо, и ритуал не произвел должного эффекта. Но спустя много лет японский врач был вынужден сам отказаться от усвоенных наук в пользу древних суеверий: в оплату старого долга перед хромым другом. Таким образом Геласимов легитимизирует блок воспоминаний Хиротаро, обозначает их место в романе и замыкает повествование фразой: «Вот так все стало на свои места».
«Духам времени», или же, по выражению самого автора, «сеттингу» подчинены не только пространство и время романа, но и его язык. Диалог, посредством которого ранее определялись наиболее важные вещи [11] , утрачивает свою доминирующую позицию, и его место занимают описания. Не говоря уже о том, что сам по себе прием ретардации подразумевает «замедленность» текста. Однако, отказавшись от формы диалога как от основополагающей, Геласимов по-прежнему мастерски интонирует речь своих персонажей, раскрывая не только их темперамент, но и социальный статус. Так, в равной степени реалистичны японский врач, старший лейтенант Одинцов и бабка Дарья. Особая радость от текстов Геласимова ровно в том, что автор с равной легкостью говорит на многих языках сразу:
«— Дед! — вопила она. — Иди, лови своего засранца! Стайку опять не закрыл — козы в огород убежали!
— Он спирт поехал перепрятывать! — кричал ей Петька в ответ. — Батарея! Осколочными по противнику!»
Ср.:
«Знаешь, зачем ему нужен мешок? Я думаю, он собирается принести нам оттуда подарки. Как думаешь, можно ему заказать что-нибудь? Ты что хочешь? Я бы не отказался от маленького чертенка».
Результатом становится полное погружение в атмосферу забайкальской степи 1945 года и его (читателя) искренняя уверенность в существовании «степных богов». Общий настрой романа, подразумевающий неспешное чтение, позволяет с максимальной чуткостью отнестись как к шалаве тетке Алене, так и к обаятельному Петьке: неизменная доброжелательная направленность, свойственная Геласимову, сохраняется, несмотря на смену дискурса.
Попытка автора вырваться за пределы привычного круга тем обернулась расширением контекста, как исторического, так и интеллектуального. Прочные интертекстуальные связи (наследование крестьянскому эпосу и прозе о мальчишках военного времени, которое пусть подспудно, но все же
