Летние каникулы Лёна и брат Боря проводят у отца.
То, что в стране начиналось как безусловный праздник, понемногу начало превращаться в лихорадку. В июле того года большевики берут курс на вооруженное восстание. В Архангельске об этом, естественно, никто не знает, но именно в июле на страницах “Северного утра” впервые упоминается имя Владимира Ленина.
Юбилей Максима Леоновича, спустя полгода после первоначального объявления, все-таки проводят, как раз в ресторане “Баръ”, от которого отказались поначалу. Лёна Леонов там присутствовал. Поздравляющие чествовали Максима Леоновича как второго, после Спиридона Дрожжина, поэта-самородка в России. Подарили ему столовые часы и “роскошный серебряный подстаканник” — так написали в газете на следующий день. Между прочим, деньги, собранные для подарка, Максим Леонович под аплодисменты собравшихся предложил передать “на образование фонда имени М. Леонова для оказания помощи престарелым деятелям печати”.
Забегая вперед, скажем, что фонд создан был; но вовсе не для помощи газетчикам и журналистам.
В неспокойную осень семнадцатого Леонид возвращается в Москву. Ему предстоит отучиться последний сезон в гимназии.
Той осенью неожиданно умирает гроза и надежа Зарядья городовой Басов, словно предвещая своей смертью скорый разор и разлом этих мест.
В том же семнадцатом году, завершая своей жизнью эпоху, уходит в мир иной и дед Леон Леонович. Еще одним родным человеком на земле для Лёны Леонова становится меньше.
Незадолго до смерти собрался дед уйти в монастырь. Раздумывал даже все свои немалые накопления — 17 тысяч — передать церкви. В гости к деду то и дело ходили монахи.
Неизвестно, с натуры ли срисовал их внешний вид Леонов в “Барсуках” или позже наделил печальных гостей прототипа деда такими чертами: “...у всех равно были замедленные, осторожные движения и вкрадчивая, журчащая речь. Иные пахли ладаном, иные — мылом, иные — смесью меди и селедки”.
Так и не ушел дед в монастырь.
4. Большевики пришли
27 октября “Северное утро” публикует историческую телеграмму: “Петроградское телеграфное агентство уведомляет, что будучи занято комиссаром военно-революционного комитета <...> оно лишено возможности передавать сведения о происходящих событиях”.
За два дня до этого, 25 октября по старому стилю, большевики взяли в Петрограде власть.
Москва еще держалась. Здесь скопилось множество офицеров, юнкеров из Александровского и Алексеевского училищ и школ прапорщиков — до двадцати тысяч человек.
Московская городская дума создала “Комитет общественной безопасности”. Было объявлено военное положение. Власть потребовала разоружения революционных частей. На Красной площади произошло первое, с убитыми и ранеными, столкновение юнкеров и отряда революционных солдат-“двинцев”.
28 октября началась всеобщая забастовка. Леонов слышал, видел многое, потом дал в “Барсуках” несколько точных штрихов, вычерчивающих те дни:
“В ту минуту над опустелыми улицами Зарядья грохнула первая шрапнель <...>
Зарядье казалось совсем безлюдным. Воздух над ним трещал, как сухое бревно, ломаемое буйной силой пополам. <...> Вшивая гора стреляла, как вулкан. Отдельные всплески пушечных выстрелов соединялись между собой, как цепочкой, нечастым постукиванием пулеметов”.
Стрельба шла по всему городу, тут и там возникали стихийные бои.
Большевикам, которым поначалу не хватало оружия, явно и неспроста везло: история, с неясной целью, подыгрывала им. Некий рабочий находит на железнодорожных путях в Сокольниках несколько вагонов, в которых оказалось... 40 000 винтовок. Хитрая на выдумки голь с ходу создает “бронепоезда” из грузовых вагонов, обложенных листами железа и мешками с песком. В Москву прибывают подкрепления из Владимира, Иваново-Вознесенска, Шуи, Твери, Коврова.
2 ноября “Комитет общественной безопасности” капитулирует. Ранним утром 3 ноября красногвардейцы вступают в Кремль.
