исчезли бы из его жизни, опора в Духе — самая надежная, какая есть в человеческой жизни. Но он, судя по всему, никак не мог утвердиться на этой опоре. Он, видимо, был человеком XIX века не только по отношению к своему жизненному занятию, но и в своих отношениях с Богом. Являя каждым днем своей жизни, каждым своим написанным эссе пример напряженной духовной работы, духовного действия, он не сумел прийти к питающей его Силе, не сумел растворить свой бунт в ее примиряющем могуществе. Бог — „Он... и сам трояк”, сформулировал Саша в последнем стихотворении, написанном незадолго до того, как „скорая” повезет его в больницу, из которой ему уже не выйти. Почему не „Троица”? Это ведь большая разница. Сущностная разница. И что тут удивляться, что „един в трех лицах”? Ведь верим же мы, и наука это обосновала, что свет — это и волна, и частица одновременно. Как так может быть? Но мы верим. Почему же не верить в триединую сущность Творца? Саша вот, однако, не верил. Притом что Дух осенял все его действия и руководил им, что для меня несомненно. А иначе откуда такая твердость в следовании исповедуемым ценностям? Возможно, ему просто не хватило времени осознать, какая сила руководила им во всей его жизни, понуждая делать выбор, вектор которого неизменно имел одно направление. Каждый день, когда в завершение своего утреннего молитвенного правила я прошу Господа упокоить души близких и дорогих мне людей, в числе других имен я поминаю теперь и его имя: „…и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное”.
Какая печаль — никогда больше не прочесть в „Знамени”, „Газете”, в Интернете новой Сашиной статьи, рецензии, эссе — о литературе, политике, людях, просто жизни…” (Анатолий Курчаткин, “О Саше”).
Ахмед Искандеров. Ленин, Троцкий, Сталин. Русская революция 1917?года в фокусе взаимоотношений ее вождей. — “Вопросы истории”, 2009, № 7.
Статья главного редактора издания, члена-корреспондента РАН.
“В советской историографии проблема кризиса 1921?года и последовавших за ним событий долгое время оставалась темой, закрытой для исследования. Нельзя было употреблять сам термин „кризис” применительно к социалистическому хозяйствованию, не говоря уже о научно-объективной оценке событий, происходивших в первые годы послереволюционного развития. <…> Высшей точкой системного кризиса, несомненно, стало кронштадтское восстание”. Еще одна “готовая статья для учебника” по истории прошлого века. Не будь наши эсдеки столь отвлечены, а коммунисты — циничны, могли бы взять ее на вооружение: вот тон, который мог бы им пригодиться. Искандеров спокоен, объективен и, что любопытно, — вполне сочувственен в разговоре о Ленине (здесь особенно интересно прописаны их отношения с Троцким, а сам Ленин обильно цитируется). Словом, редкое для сегодняшнего дня исследование — во многих смыслах.
Виталий Каплан. Виртуальная защита. — “Фома”, 2009, № 6 <http://foma.ru>.
“В последнее время меня все больше тревожит то, как именно люди хотят защищать детей. В СМИ одна за другой гремят скандальные истории об издевательствах над детьми — и население реагирует бурно. Участники сетевых дискуссий изощряются, каким именно способом надо казнить маньяков и педофилов, в курилках со вкусом обсуждают, какие сволочи вон те приемные родители, или вон эти чиновники из органов опеки, или вон та учительница. Что-то здесь есть от цирка, причем цирка древнеримского, с гладиаторами и хищниками.
А многие ли из таких „детозащитников” знают, где находится ближайший детский дом или интернат? Понятно, что далеко не всякий сможет взять на воспитание ребенка, тут, помимо желания, влияют и объективные обстоятельства. Но и просто прийти туда и спросить: „Могу ли я чем-нибудь помочь?” — на это способны немногие. К счастью, такие люди есть, но большинство предпочитает договариваться со своей совестью. Договориться довольно просто; например, сказать себе, что директора детских домов все поголовно воры, и жертвовать деньги — это значит подкармливать ворье. Мысль о том, что, во-первых, не все воры, а во-вторых, что помочь можно не только деньгами, но и общением с детьми, люди старательно отгоняют. Потому что иначе ведь шевелиться придется”.
Рышард Капустинский. Империализм, мистицизм и убожество. Перевод Ирины Киселевой. — “Новая Польша”, Варшава, 2009, № 5 (108).
Текст составлен из фрагментов интервью известного писателя, которые он давал в разное время.
“Русские не разобрались до конца со сталинизмом, не дали оценку советской системе. Обнародование ужасающих документов, правда о ГУЛАГе или Катыни — пожалуйста. Но сейчас и это отошло на задний план. Немцы на протяжении пятидесяти лет после окончания войны обсуждали вопрос, как она вообще могла произойти. А что в России? Достаточно посмотреть на издаваемые там книги. Одни переводы американской литературы. Ни малейшего интеллектуального напряжения, никаких попыток подвести итоги. Узнать что-либо о российском обществе, найти какие-то исследования, труды невозможно. Разрозненные материалы в газетах есть, но никто не собирается собрать их, объединить в какой-нибудь солидный труд”.
Ну, это не совсем так. Р. К., видимо, не знает о — по сей день выходящей — книжной серии “Россия XX век. Документы” (большая часть томов вышла под общей редакцией А. Н. Яковлева).
“О гибели миллионов своих сограждан люди знают, но далеко не все осознают, что несут за это и свою долю ответственности. Я видел мистерию в старорусском духе, где со сцены звучало: не русские совершили революцию в 1917?году — наоборот, они ее жертвы. Мало того: раз с 1917?года погибло сто пятьдесят миллионов русских, значит, русский народ пережил настоящий геноцид, причем уничтожены были лучшие. Это, мол, освобождает остальных от чувства вины. <…> У них нет Бога на небе, нет богов и на земле. Они абсолютно одиноки и сейчас ищут выход из этой трагической ситуации. Россия ищет выход из коллапса. Постепенно возрождаются национальные ценности. Начинает возрождаться великий русский мистицизм. Россия всегда была для русских мистическим, метафизическим понятием”.
Что-то здесь с дядькой и бузиной не совсем в порядке.
