я физически не смог осилить громаду Большого фестиваля.
К середине программы накопилось такое количество впечатлений, что понадобилась пауза, расчищающая органы чувств для восприятия следующих концертов.
Слушанье симфонических концертов — трудная работа, требующая самоанализа, а когда плотность музыкальных событий зашкаливает, то культпоходы превращаются в ритуал: качество отходит на второй план, уступая место «раме», то есть всему тому, что происходит вокруг да около.
Тем более что я убежден: рама обстоятельств (акустика и атмосфера зала, зрительские реакции и шум кондиционеров, твое собственное самочувствие и настрой) играют в восприятии искусства отнюдь не самую последнюю роль.
Более того, скажу, дождь перед началом или перепалка в гардеробе способны перепахать впечатление и тем более послевкусие от посещения спектакля точно так же, как доблесть или же отсутствие доблести у исполнителей.
Неудобная обувь, голод или сытый обед, жесткие стулья или же звонки мобильных, накладываясь на звучание, делают любое исполнение единственным и неповторимым.
Идеальная рецензия, как мне кажется, и должна начинаться со сводки погоды или же отчета критика о его самочувствии перед увиденным — с тем чтобы читатель мог сделать поправку на его оправданную субъективность.
То, что Михаил Плетнев, руководящий и оркестром и фестивалем, решил провести симфоническую неделю на Новой сцене Большого театра, настраивало на определенный лад. К тому же на пресс-конференции, предшествовавшей концертам, было объявлено, что РНО, некогда частный коллектив, получил государственный статус.
Большому кораблю — большое плаванье; в Москве нет теперь оркестра более сильного и профессионального, чем РНО. В том, что он подтвердит свой неформальный статус лидера, никто и не сомневался, интрига заключалась в том, как и какими средствами он это сделает.
И станет ли Большой фестиваль безусловным событием (и каким именно, светским или все-таки музыкальным) или же пройдет келейно, как июньский Фестиваль оркестров мира, проходивший по соседству, в Колонном зале Дома Союзов?
Современное исполнительское искусство, самое неуловимое и сложно определяемое (в том числе и через сравнение с несовершенными записями минувших десятилетий, когда соревнуются скорее не музыканты, но фирмы звукозаписи), точно так же зависит от «духа времени», как изобразительное искусство или же театральное.
То, как сегодня принято исполнять Бетховена или Малера (не говоря уже о более тонких специалитетах типа аутентичного барокко или же православных хоров), напрямую зависит от разлитых в обществе умонастроений, а также от общей «эпистолы», то есть свода правил и представлений о мире, бытующих в тот или иной исторический период.
Здесь происходит та же самая история, что и с «Гамлетом», — каждая эпоха заслуживает того музыкального «героя нашего времени», которого заслуживает. И то, что главный герой нынешней музыкальной сферы выбирает главным персонажем Большого фестиваля РНО Петра Ильича Чайковского, чьи последние симфонии можно было услышать уже в первом концерте цикла, говорит о нашем времени не меньше сводок телевизионных новостей.
А может быть, даже и больше.
Понедельник. Пятая и Шестая симфонии Чайковского
Первые такты медленно расползающегося исполнения похожи на нервно-паралитический газ, каким его изображают в фильмах или репортажах: кто-то кидает шашку и дымовучка заполоняет собой ойкумену до краев.
Зарин или заман вступают во взаимодействие с акустикой Большого театра, чья глухота накладывается на хищный рев кондиционеров, из-за чего музыка звучит будто бы на документальной, процарапанной, пленке. Оркестровую яму закрыли, расставив РНО на сцене, из-за чего музыкальные испарения, перемешанные с дыханием кондиционера, тут же уносятся под колосники, из-за чего самыми сильными фрагментами исполнения оказываются самые громкие куски, тем более что Плетнев, четко (намеренно и демонстративно) держащий оркестр в узде сдержанности в самые патетические моменты, как бы забывал о том, что он не здесь, врубая полную громкость, отпуская души инструментов и исполнителей на покаяние.
