Усмехаясь про себя подобным фразам, Чеснов чокался с удовольствием и пытался дотянуться до рюмки выбранной женщины. Первые несколько попыток были неудачны, а потом она заметила его усилия, улыбнулась, привстала, их рюмки звенькнули друг о друга. Встретились взглядами, и Чеснов понял, что они вполне могут быть вместе этой ночью. Главным стало — разговорить ее.
“Простите, — спросил, когда чокались в следующий раз, — зачем у вас кружок лимона в рюмке?” — “О, это мое секретное оружие”. — “Да? Раскройте секрет”. Но расстояние между ними было все-таки немалое, поэтому женщина лишь пообещала: “Позже”. И повернулась в сторону произносившего тост завкафедрой естественных наук.
“Н-ну-с, — удовлетворенно выдохнул Чеснов, — не все так печально”. Выпил, не дождавшись остальных.
...Когда, казалось, застолье вот-вот перерастет в пьянку, объявили танцевальный перерыв. Из висевших под крышей колонок грянула музыка. Люди с готовностью поднимались, начинали танцевать, разминая затекшие тела, сжигая хмель взмахами рук, подбрасыванием ног... В динамиках задорно пел женский голос:
Бежит ручей, течет ручей, И я ничья, и ты ниче-ей!..
Чеснов поморщился — надоели до тошноты песни этого “Золотого кольца”, почему-то очень любимого в провинции. Закурил, прислонился к столбу веранды. “Так, надо бы приступать”.
Среди танцующих блистал Ремников — высокий, сухощавый, он выделывал нечто почти акробатическое; галстук вился как флажок во время урагана. Когда Чеснов впервые увидел ремниковский танец, ему стало смешно и страшновато, и он какое-то время сторонился коллеги, но потом понял, зачем тот так выкаблучивается: женщины заинтересовывались им, выделяли из остальных. И почти всегда Ремников возвращался в гостиницу под руку с дамой.
Сейчас многие тоже глядели на его выкрутасы с удивленными улыбками. Среди них и та, в бежевом свитерке. “Так, тянуть нельзя”. Чеснов сунул окурок в высокую вазу-пепельницу, подошел к ней.
“Да, Лёша у нас по танцам спец, — сказал слегка снисходительно. — Полгода — ученый муж, а потом три дня — рубаха-парень. Но вообще-то мы все, московские доктора наук, — люди скучные”. — “Правда?” Она сделала вид, что удивилась и разочаровалась. Чеснов нарочито спохватился: “Но не всегда, не всегда! Можно вас пригласить на танец?” Энергичная песня про седого луня как раз закончилась, зазвучала медленная — “Течет река Волга”. Женщина смущенно улыбнулась: “Что ж... Я, правда, давно...” — “Я тоже небольшой мастак”, — перебил Чеснов. Обхватил ее за талию и легко вытолкнул на площадку меж прудиками. Медленно перетаптываясь, стали вращаться по часовой стрелке.
“Как вас зовут?” — спросил Чеснов. “Лариса”. Ему сразу вспомнилась сценка, увиденная за несколько дней до приезда сюда: пошел на рынок за овощами и все его пребывание там сопровождал негодующий крик какого-то кавказца: “Ларыса! Ларыса!” Видимо, владелец палатки искал свою продавщицу.
“Очень приятно, — сказал вслух. — А я — Сергей”. Она улыбнулась, показывая, что ей тоже приятно; Чеснов покривил губы: “Обычное имя. Мальчиков моего поколения или Сережами называли, или Сашами. На большее фантазии не хватало. У нас в классе было четверо Саш и трое Сереж. И я, знаете, так завидовал Владику — он даже внешне казался другим. Не-Сережей. Понимаете?”
Женщина покивала: “Да, я понимаю. У нас тоже было много Тань, Оль, Наташ. И они плакали. Это очень обидным казалось — когда еще есть Тани, Оли”. Голос у нее был густой, мягкий, полный какой-то — голос сильной, неглупой женщины. Чеснову нравились такие голоса — казалось, что обладательницы их никогда не кричат, не ругаются, не сбиваются на визг...
“Может быть, прогуляемся? — спросил Чеснов, когда всех пригласили возвращаться за стол. — Что мы там...” — “Давайте еще поприсутствуем, — ответила Лариса так уже по-дружески просяще, что в животе у Чеснова приятно заныло. — Мой шеф должен тост произносить. Послушаем — и тогда свободны”.
Он повел ее к столу, придерживая за локоть. “Кстати, Лариса, — вспомнил, — а зачем же вы все- таки кладете лимон в рюмку? Вы обещали открыться”. — “А, это... Чтобы утром не болеть. Лимон всякие сивушные масла втягивает”. — “Я-асно. Я тоже, пожалуй, возьму на вооружение. Можно?” — “Да пожалуйста”.
2
Всё получилось, как и планировал. Как обычно. И теперь он и женщина лежали рядом на
