sub Перевод со старояпонского, вступление и примечания
Виктора Сановича /sub
Вначале я полагал, что выбранные мной стихи не нуждаются в подробных пояснениях. Но вышло иначе, как только я стал писать комментарий к имени Фудзивара-но Ясумаса — второго мужа поэтессы Идзуми-Сикибу, которое встретилось в предисловии к ее стихотворению о ночных криках оленя.
Согласно обычному пояснению, следовало бы сказать, что Ясумаса был вассалом могущественного вельможи, многолетнего правителя Японии Фудзивара-но Митинага, опытным военачальником и чиновником высокого ранга.
Но я вспомнил, что в «Собрании стародавних повестей» (1110 — 1120), которым я давно занимаюсь, Ясумаса — герой нескольких произведений. Поскольку я перевожу «Собрание...» не подряд, то подробное содержание нужной мне «повести» я узнавал по ходу перевода. Это было волнующее занятие. Я увидел, как тесно связаны «повесть» и стихотворение Идзуми-Сикибу.
Итак, у Ясумаса, в некую пору правителя провинции Танго, был слуга — искусный воин и ловкий охотник на оленей. Однажды правитель приказал устроить охоту. За два дня до срока слуге явилась во сне его покойная мать и сказала: «Из-за провинностей в прежней жизни я возродилась в облике оленихи и живу теперь в ближних горах. Во время этой охоты моя жизнь закончится.
Я постараюсь увернуться от остальных охотников, но от тебя, мастера лука и стрел, ускользну едва ли. Когда увидишь, что на тебя выбегает большая олениха, помни, что это твоя матушка, не стреляй». От безмерной тоски слуга пробудился.
С рассветом он поспешил к господину и стал просить не посылать его на охоту, объясняя, что нездоров. Но Ясумаса ничего не хотел слышать. Несколько раз подряд слуга подступал к правителю со своей просьбой. Рассерженный Ясумаса пригрозил ему казнью. Тогда слуга решил, что на охоту он все-таки пойдет, но в олениху стрелять ни за что не станет.
…Когда охота началась и на поляну выбежали олени, возбужденный слуга забыл о своем сновидении. Подстреленная олениха, падая, оглянулась. Он разглядел лицо матери. «Больно», — сказала она. Слуга спрыгнул с коня, отшвырнул лук со стрелами и отсек пучок волос у себя на макушке. Он отрекся от мира.
Узнав о происшедшем, его господин воскликнул: «Сколь глупо ты поступил! Зачем не рассказал мне этого сразу? Я непременно отпустил бы тебя!»
Знала ли Идзуми-Сикибу эту легенду? Скорее всего не знала. Но в пространстве японской культуры ее поэзия всегда находилась рядом с обширным, вечно меняющимся миром храмового предания. Стихи Идзуми свидетельствуют о ее глубинной близости к народному восприятию проповеди буддизма Махаяны, выраженного в «Лотосовой Сутре»: каждое живое существо станет буддой, обретет спасение.
С «Лотосовой Сутрой» связан ряд религиозных стихотворений Идзуми. Одно из них, сочиненное в ранней молодости, стало, как это нередко бывает, самым известным ее произведением:
sub Из мрака мне вновь
На дорогу мрака, должно быть,
Вступить суждено.
Осени меня издали светом,
О, луна над грядою гор! /sub
Первые три стиха — суть измененные строки из 7-й главы «Сутры»: «Переходя из темноты в темноту, / [Живые существа] никогда не слышат имени Будды» (перевод А. Н. Игнатовича). Мрак (темнота) — образ земного мира, по которому скитаются не ведающие истины люди, луна — образ совершенной истины, символ просветления.
Идз б уми-Сикиб
