“Где отец?” — мечется между взрослыми.
Но те пьют вино, едят сыр. Смеются — и ничего не замечают.
“Там! — Кто-то показывает на море. — Смотри!”
Ребенок подбегает к воде, но, кроме волн, ничего не видно.
“Он уплыл в Турцию. Бросил тебя!”
Чьи-то руки подхватывают ребенка, это старший брат. Какая высота! И ребенок тут же забывает про боль и страх. Он видит дом и кипарисы. Крышу, куда утром залезали с братом.
“Не бойся!” Брат перекрикивает шум прибоя.
“Вот он, видишь? — показывает на море. — Видишь?”
Ребенок замечает на горизонте черную горошину. Она смешно перекатывается на волнах, а потом исчезает. Мальчику страшно, он вцепляется брату в волосы, но горошина появляется снова, и ребенок смеется.
Шум города отступает, теперь тишину нарушают только выкрики птиц и уханье веток, когда с дерева на дерево прыгают обезьяны.
Подвесной мостик скрипит, качается.
Монастырские ступы, между которыми идет дорожка, похожи на шахматные фигуры. Между ними сушится оранжевое белье. Голоса долетают из-за белья. Под пальмами стоит навес, под навесом — верстак. Лежит створка двери из цельной доски, над ней склонился монах. Он — краснодеревщик и показывает мальчишкам, как резать орнамент.
Узор обрамляет фигуру бога. В руке краснодеревщика небольшой молоток и долото размером с шариковую ручку. Несколько легких ударов — и тонкий резец, подправить линию. Опять несколько ударов — и шлифовка.
Судя по свежим следам, сегодня работа продвинулась ненамного.
“Два-три сантиметра — вот и весь результат”.
В глубине под навесом он замечает деревянный короб. То, что в нем лежит, напоминает человеку сушеных насекомых, таких еще продают в городе. Однако он ошибается, в коробе лежат
— Дукка? — Краснодеревщик быстрым взглядом окидывает человека, сочувственно кивает. — Ниббана?
Мальчишки улыбаются, кто-то отворачивается, чтобы скрыть смех.
Краснодеревщик протягивает ему картонную коробку.
Тонкие напильники лежат вперемешку с лезвиями. Буква, зажатая между пальцев, напоминает улитку. Краснодеревщик показывает — сначала надфилем, потом бархоткой.
Снова надфилем.
— Ниббана!
Перемычки в буквах ломаются.
Он сердится на себя, беспомощно разводит руками.
Закрывает лицо руками и вот-вот разрыдается.
— Дукка! — Монах терпеливо сметает обломки, протягивает новую заготовку.
