Чем дальше сия радужная картина от медицинской практики в США или России, тем более востребованы будут сериалы, идеализирующие медработников.
«Доктор Хаус» не первый громкий сериал о медиках. И «Скорая помощь» (1994 — 2009, автор Майкл Крайтон), и «Доктор Куин: женщина-врач» (1993 — 1998, основные режиссеры Алан Дж. Леви, Гвен Арнер, Дэниел Эттиэс) стали теми американскими продуктами, которые перешагнули границы США и завоевали высокие рейтинги на телевидении многих других стран.
Характерным свойством сериала «Скорая помощь» явился отказ от традиционного тяготения к хеппи-эндам. И неспасенных жизней, и сломанных судеб в «Скорой помощи» столько, что надо иметь очень крепкие нервы для того, чтобы смотреть его изо дня в день. Еще одной «фишкой» этого сериала стало большое количество постоянных героев. Большая клиника в Чикаго, много врачей, много пациентов — все словно подтверждало образ мира как потока несчастий, череды болезней и личных драм. Изнурительная бесконечность борьбы со смертью при невозможности победить ее раз и навсегда — это вам не абсолютные триумфы героев боевика или детектива. Изнурительная работа без признания ее необходимости, нервные дежурства с воспоминаниями о несложившейся судьбе или переживание разваливающейся личной жизни — это вам не история Золушки, растянутая на сотни серий.
Можно признать, что в «Скорой помощи» Америка поквиталась за свой белозубый оптимизм, за свою жажду побед и личного преуспеяния любой ценой. Если рассматривать сериал в контексте традиций популярного американского кино, то он являет собой пляску на костях этой традиции. Но нельзя просто отменить оптимизм. Надо его чем-то заменить, чтобы смотрение сериала не ухудшало настроения. Что будет вдохновляющей идеей? На мой взгляд, альтернативной идеологии, не ввергающей зрителя в депрессию, «Скорая помощь» все-таки не изобрела. Надо быть немножечко мазохистом или неправдоподобным антиэгоистом, чтобы получать от «Скорой помощи» удовольствие и радоваться образу больного и врачуемого мира, которому некогда просто жить.
«Доктор Куин…» — совсем другая история с колоритом старой Америки. Ковбои в соответствующих нарядах, женщины в длинных юбках, салуны, деревеньки и городки посреди бескрайней природы. Антураж Дикого Запада, традиционный для вестерна, показан как естественная среда вызревания Америки новой, с торжеством закона, милосердия и готовности лечить людей, а не только наблюдать за их перестрелками и потасовками. Микаэла Куин в исполнении Джейн Сеймур стала лицом этой новой Америки, для которой должна быть священной жизнь каждого человека. Союз эмансипированности и красоты, демократизма и науки — это и есть главная героиня. Достоинства сериала оборачивались и его проблемой. Там, где главная героиня — женщина и нет героя-мужчины, который может стоять с ней на одной ступени, потому что интересует авторов сериала в меньшей степени, — это женский сериал. «Доктор Куин…» оказалась такой милой, достоверной, волнительно поданной женской историей о борьбе за новую Америку без расизма и бандитизма.
Но смотришь этот сериал и не можешь не сравнивать показанный в нем мир с современностью. Да, думаешь, тогда было страшнее, тогда было больше дикой откровенной жестокости. Зато сегодня жизнь сложнее, ее ужасы не столь очевидны, но более замысловаты и меньше поддаются воздействию отдельных личностей.
А раз такие мысли приходят в голову, значит, сериал не может претендовать на воплощение проблем, характерных для современности. Это сериал о прошлом, и не важно, какова степень его исторической достоверности. Всякий удачный сериал
являет собой мифологизацию того фрагмента бытия, который ставит в центр. «Доктор Куин…» — мифологизация прежней Америки. «Скорая помощь» — в какой-то мере демифологизация современной.
А где же мифологизация современной Америки, новейшая, эмоционально тонизирующая и не примитивная? То есть не вгоняющая зрителя в уныние, не требующая от него мужества и стоицизма при созерцании каждой серии. При этом — не сгущающая розовых красок, но, напротив, стремящаяся к полноценной композиции из разных оттенков. Похоже, что такая нетривиальная мифологизация США как раз и происходит в «Докторе Хаусе».
Чтобы сильнее мифологизировать одно, надо радикальнее демифологизировать другое и создать из этого синтез. «Доктор Хаус» активно пользуется данной методикой. Демифологизируется образ врача как человека, который не занимается собой и своим здоровьем, будто оно «выключено» из проблемного поля бытия. Однажды в «Сатириконе» на репетициях сцены с могильщиками в «Гамлете» Константин Райкин и Роберт Стуруа иронично отмечали, что нынешние служащие похоронных бюро и кладбищ часто ведут себя так, словно смерть вообще не имеет к ним никакого отношения. Как будто они никогда не умрут. То же самое бывает свойственно и врачам.
Хаус — не такой.
Он наделен гением научного знания, талантом понимания работы человеческого организма. Он не умеет существовать и не думать, не делать умозаключений и логических выводов. В одной из серий есть замечательная сцена, в которой Хаус спорит с девочкой-пациенткой, которая заговорила с ним в буфете. Девочка утверждает, что ее игрушка — пес, потому что у него собачье имя и поводок. Хаус возражает, что это мишка — ведь и морда, и шерсть у игрушки скорее медвежьи. В какой-то момент этого интеллектуального противостояния доктора Хауса осеняет: если мы называем кого-то кем-то, то это не значит, что этот кто-то является именно тем, кем его считают. Если мишку считать и называть собакой, он от этого собакой не станет. И тут Хаус делает вывод уже о своей пациентке-карлице: если мы ее считаем карлицей, это еще не означает, что она действительно ею является. Подозрения доктора Хауса оправдываются — пациентка оказывается человеком, который может дорасти до обычного человеческого роста, если будет соблюдать некоторые условия.
В умении разложить мыслительный процесс на достоверные и остроумные игровые эпизоды — несомненная заслуга создателей сериала, а также и подтверждение того, что место действия — университетский город Принстон — выбрано не случайно. Здесь привыкли работать мозгами.
