Открываю глаза — темно, и слышу что-то противное громко воет и воет! Слышу Бабушкин голос: “Спи, Деточка, спи, милая!” Я закрываю глаза.
Открываю глаза — я у Бабуси на руках, на коленях — не знаю, где мы, мало света, и мне душно. “Что, Деточка?” — спрашивает Бабуся. “Душно!” — говорю. “Сейчас, сейчас будет хорошо”, — говорит Бабуся и поднимает меня головой к себе на плечо. Я смотрю, и мне кажется, что мы в “Красном уголке”, — я закрываю глаза.
Мы стоим около поезда — на настоящей железной дороге, около настоящего поезда. Мы едем в “Эвакуацию”! Нам с Анночкой все здесь очень нравится, и Тетя Витя с Дядей Зямой тоже стоят с нами. Тетя Витя подарила нам большую красивую книжку — она называется “Как Братец Кролик победил Льва”. Я ее держу. На ней нарисован заяц в голубых штанишках, в руке у него шляпа — у Мамочки такой нет, а “Братец Кролик” никого не боится — это сразу видно!
Мамочка говорит, что пора садиться в вагон. Вагон такой же красивый, как на нашей Железной Дороге. Тетя Витя берет меня на руки и целует — у нее мокрое лицо, забыла вытереть после умывания. У Дяди Зямы щекочется борода. Папа высоко меня поднимает, улыбается и говорит: “Мар-тыш-ка!” Я тоже ему улыбаюсь!
Мы идем в вагон и садимся — я, Анночка, Эллочка на одну скамейку, Бабуся и Мамочка на другую скамейку, перед нами. А между нами окно, и там стоят — Папа, Тетя Витя и Дядя Зяма. В вагоне много народа — потом со всеми поговорю! И вдруг я очень хочу есть! Говорю: “Бабуся, очень есть хочется!” Анночке тоже хочется! “Сейчас, детишки, сейчас покормлю!” — Бабуся вынимает из сумки салфетки, кладет нам с Анночкой на колени, а Эллочка есть не хочет. Бабуся дает нам яйцо и хлеб — я спрашиваю: “А чай?” — потому что яйцо без чая проглотить нельзя — оно очень прилипает! Бабуся расстраивается: “Не знаю, детишки, будет ли сейчас чай”.
Я ем хлеб, откусываю белый кусочек яйца и думаю: все говорят — война-война — может, из-за этой глупой войны чая не дают?! И хлеб какой-то — не белый и не черный! Кусаю желтый кусочек от яйца — и думаю: надо без чая проглотить! И проглотила! Потом съела все яйцо и хлеб съела. Но было трудно!
Все начинает скрипеть и дергаться — все дергается, дергается, трясется, стучит! Мамочка говорит: “Девочки, поезд поехал, помашите Папе!” Я смотрю в окно — а там Папа, бежит и улыбается. Мы с Анночкой машем ему, Мамочка тоже машет. Папа бежит, бежит, улыбается, еще быстрее бежит и улыбается — так весело улыбается!!! И вдруг его нет! Я встаю на скамейку ногами и смотрю в окно — где Папа? — а в окне низко-низко! “Эллочка, не плачь, Папа скоро приедет!” — говорит Мамочка. “Я не плачу! — сердится Эллочка. — Мне соринка в глаз попала!” Я смотрю на Мамочку и не понимаю, почему она сказала, что Эллочка плачет? Зачем ей плакать — Папа бежал в окне такой веселый, а потом просто не было, где бежать!
ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА
Сейчас пойду гулять в другую сторону. Утром мы ходили гулять в одну сторону — мне понравилось. Бабуся сказала, что потом пойдем гулять в другую сторону. Мамочка утром поехала “устраиваться на работу”, потому что вчера было воскресенье и мы только что приехали, а “устраиваться на работу” надо поскорее, чтобы дали “карточки”, не знаю что такое, но Мамочка сказала, что это очень нужно. Бабуся с Эллочкой куда-то ушли, Анночка сидит на сундуке, а я сейчас пойду гулять!
Я выхожу из дома — мы живем на первом этаже — дом обхожу и иду гулять в другую сторону. Здесь еще лучше, чем в той стороне! Мне интересно, куда уходят паровозные рельсы? Я иду совсем недолго и вижу — рельсы уходят под высокую черную стену. Я стою около этого места и думаю — как паровоз здесь может выехать — он большой — здесь могу пролезть только я, ну, может быть, Эллочка! Очень интересно посмотреть, как все это будет? Рядом со стеной, куда паровозные рельсы уходят, стоит высокий дом с не такими, как у нас, окнами. Я отхожу от рельсов, и вдруг как завоет сирена — очень громко! Это “Воздушная тревога” — надо идти в “Красный уголок”!
А где в “Эвакуации” “Красный уголок”, я не знаю! Я останавливаюсь и думаю, что мне делать и куда идти, — а сирена все воет. И тут из большого здания выходят люди — идут и идут все мимо меня и все торопятся. Я подбегаю к женщине — она быстро идет — и говорю: “Здравствуйте, скажите, пожалуйста, где здесь „Красный уголок”?” Она идет и говорит: “Какой красный уголок?” Я говорю: “Ну, это еще зовут „Бомбоубежище”! Ведь „Воздушная тревога”, надо туда идти, а я не знаю, где?”
Все останавливаются — здесь много людей, они стоят, молчат и смотрят наверх. Женщина останавливается и говорит: “Здесь нет бомбоубежища и нет воздушной тревоги”. “А что же тогда так громко воет?” — спрашиваю. “Это ГУДОК. Конец работы, чтобы все домой шли”, — говорит женщина и поднимает голову. “Здесь никогда нет „Воздушной тревоги”?” — спрашиваю. “Никогда”, — говорит женщина. Я тоже поднимаю голову и
вижу — все люди, их много, стоят около высокого столба, а на столбе, наверху, что-то черное, совсем другое. И вдруг, наверное из этого черного, громкий-громкий голос говорит: “От советского информбюро…” Я этот голос знаю — он у нас дома в Москве говорил из папиного ящика — я его помню. Голос говорит: “Наши войска оставили…” — и я вдруг так быстро и так сильно думаю — раньше этого в голове не было, и вдруг сразу оказалось — мы Анночку оставили одну! Она думает, что это “Воздушная
