После смерти С. С. Четверикова я решил собрать деньги на установку памятника на могиле Сергея Сергеевича. Летом 1960 года во время приезда в Горький на каникулы я поделился этой идеей с Петром Андреевичем Суворовым, и он тут же перевел разговор из отвлеченно-теоретической плоскости в практическое русло. Он сел за пишущую машинку и напечатал заглавие на пустой пока странице «Реестр средств, собранных на надгробие С. С. Четверикову». Затем он попросил меня записать его первым в этом реестре, указать его должность «доцент ГГУ» и проставить внесенную им сумму — 600 рублей. Его ежемесячная зарплата тогда составляла вдвое меньшую сумму.
Я подготовил несколько копий подписных листов и разослал их по нескольким городам с просьбой начать собирать средства на памятник, причем мы договорились с Петром Андреевичем, что все деньги будут аккумулироваться на его сберкнижке в Горьком.
Насколько я помню, второй подписалась коллега Суворова по университету А. Д. Смирнова, затем доцент В. И. Козлов и еще несколько человек из ГГУ. Много позже к ним присоединился бывший аспирант Четверикова А. Ф. Шереметьев. А вот несколько заведующих кафедрами биофака ГГУ, даже те, кто позже пытался «заработать авторитет», публикуя книжки об их великом коллеге, остались в стороне от сбора средств.
В Москве при первом же моем упоминаний о сборе пожертвований на памятник Н. П. Дубинин и Б. Л. Астауров внесли по 600 рублей, и в короткий срок (к январю 1963 года) на счету П. А. Суворова собралось около 3 тысяч рублей, которые позволяли начать поиск скульптора и архитектора для создания проекта надгробия.
Включились в сбор средств и новосибирские генетики. Вера Вениаминовна Хвостова прислала мне записку такого содержания:
Дорогой Лера!
У нас в Ин-те собрали (или собирают) деньги на памятник С. С. Четверикову и не знают, куда и кому их послать. Кроме того, к<ак> б<удто> нужно собрать какую-то недостающую сумму? Пожалуйста, напишите об этом в Новосибирск! Адрес: Новосибирск-90, Институт цитологии и генетики, Зое Софроньевне Никоро. Не забудьте написать.
С приветом
В. Хвостова.
Как только ситуация со сбором средств продвинулась, встал вопрос о поиске скульптора, который бы выполнил проект памятника-надгробия. Насколько я помню, одна из доцентов кафедры ботаники (или Вера Ивановна Есырева, или Александра Дмитриевна Смирнова) сказали мне, что в Горький переезжает талантливый скульптор Людмила Федоровна Кулакова, которая когда-то в прошлом была аспиранткой Сергея Сергеевича, а потом полностью ушла от генетики в художественное творчество. В очередной приезд в Горький я разыскал ее и договорился о встрече. Услышав о моем предложении, Кулакова обрадовалась. Хотя в прошлом она жила в Горьком, но потеряла прописку и теперь искала любые законные возможности для возвращения сюда и восстановления пресловутой «прописки». Важнейшим для этого основанием была бы официальная работа по заказам любого учреждения, весомого в глазах местной администрации. Однако до той поры руководители Горьковского университета были все еще настроены отрицательно по отношению к памяти Четверикова и нисколько своей неприязни к нему не скрывали. Но в тот момент я познакомился с председателем горисполкома Горького и обратился к нему с вопросом, может ли сам факт заключения договора со скульптором о создании надгробия на могиле Четверикова способствовать прописке Кулаковой в городе, и услышал доброжелательный ответ. Мне было сказано, что Кулакова не обязательно должна заключать договор с Горьковским университетом, а что будет даже более весомо, если какая-то имеющая вес в стране организация, базирующаяся в столице, заключит с ней соглашение. Тогда и прописку скульптору предоставят в Горьком охотнее.
После этого Кулакова подготовила проект надгробия и план расположения могилы Четверикова на Бугровском кладбище. Она определила стоимость всей работы в 2500 рублей. Собранных средств, по ее расчетам, вполне хватало и на проект, и на его изготовление из гранита и установку на могиле. Суворов оплатил работы по проектированию обелиска над могилой Сергея Сергеевича и гонорар за выполнение барельефа для него. Кулакова начала работу.
Я вернулся в Москву, а там в это время началась работа по учреждению Всесоюзного общества генетиков и селекционеров (ВОГиС). Огромную роль в его создании играли Владимир Владимирович Сахаров и Борис Николаевич Сидоров. Я переговорил с обоими и не только не услышал возражений, а даже и тени сомнений в желательности работы Кулаковой не было заметно. Теперь надо было ждать, когда общество будет образовано и утверждено официально.
На собрании секции генетики Московского общества испытателей природы весной 1966 года было принято обращение к Президиуму АН СССР об учреждении в составе академии такого общества и был рассмотрен состав делегации московских генетиков. Меня также избрали в их числе делегатом Учредительного съезда от Москвы. Президиум АН СССР утвердил решение о желательности создании общества, и летом 1966 года в актовом зале Главного ботанического сада АН СССР съезд начал свою работу.
В последний день его работы без всякого одобрения или даже уведомления начальства на трибуну поднялся ленинградский генетик Даниил Владимирович Лебедев и ошарашил президиум и всех присутствующих предложением проголосовать за присвоение обществу имени Н. И. Вавилова. С. И. Алиханян из президиума попытался прогнать Лебедева с трибуны, но Лебедеву было не привыкать идти
