не стреляют, не ловят, не режут —
ставят свечки себе да поют?
И чего она рвётся туда,
где и листья давно облетели
и — моргнуть не успеешь — метели,
а в канале застыла вода?
А ведь бьется, на ладан дыша,
словно там у ней малые дети!
Уж не так ли об твердь на том свете
материнская бьётся душа?
* *
*
С каждым годом, с каждым твоим уходом,
мой хороший,
всё меньше пустеет вокруг земля,
наполняясь родным и не очень родным народом,
от двери — через двор — до Кремля — уходя в поля.
Даже просто взглянуть — не покажется мало,
а ему что-то до смерти нужно сейчас и здесь,
и что делать, когда я в упор его не видала —
ты мне всех заслонял —
а теперь его вижу весь.
Ну, одна на весь мир я натку полотна им,
ну, им пир приготовлю на весь христианский мир:
проходили, читали, сдавали, знаем —
это лепта моя или, как его там,
статир.
Пенелопа пускай отдыхает: всё буду прясть я,
поварихи в бессрочный отпуск пускай идут:
я учила в школе, что нету на свете счастья,
а оно,
стоит только уйти тебе,
