Я несколько скептически относился ко многим найденным моими спутниками сближениям, географические и литературные метафоры часто казались мне неверными — так решительно мне не нравился
отысканный ими пару лет назад в каком-то стороннем, непонятном месте Чевенгур.
Однажды Архитектор придумал, что весь строй романа “Война и мир” именно таков, каков есть, только потому, что этот роман пишет не Толстой, а его герой Пьер Безухов, поминутно расправляясь с собственными комплексами, обидами, что нанесли ему другие персонажи, плохо скрывая ревность к прошлому своей жены и собственное прошлое. “Ну а что же нет?” — думал я. Академический исследователь шерстит архивы, всматривается в каждую бумажку, в неровность почерка и проверяет событие несколькими независимыми мемуаристами.
Самые удачные из книг о путешествиях те, что вызывают желание и создают традицию повторять маршрут. Я таких знаю несколько — это рассказ Джойса о том, как по Дублину бежит маленький человек-неудачник, роман Булгакова, в котором неудачник бежит по Москве от Тверской до Остоженки. Ну и “Москва — Петушки”, конечно.
В России к путешествиям отношение особое — для русского человека это несколько опасное, чуть не героическое мероприятие. Не всякий высунет из дома нос по своей воле. Оттого путешествовать по страницам куда привычнее, чем путешествовать с книгой под мышкой. В некогда знаменитом романе “Альтист Данилов” весь сюжет повязан с Останкином, и ходят слухи, что местные жители прогуливаются по описанным маршрутам. Но это всё же не массовое явление. Количество путешественников из Петербурга в Москву обильно, но я слышу больше проклятий запруженной трассе, чем восторга культурных туристов.
Книги эти имеют разный вес, но путешествия вообще вещь загадочная, и оттого странник всегда оказывается в положении купца, что отправился за Аленьким цветочком.
Когда пишут о путешествии, то вечно ошибаются — собираются сказать одно, а выходит другое. Чудище ужасное превращается в принца, и наоборот.
Джером К. Джером написал свою знаменитую книгу о путешествии четверых мудрецов в утлом челне случайно. Он собирался писать путеводитель по Темзе — путеводитель с исторической подоплёкой. Джером отправился тогда в свадебное путешествие — ему было лет тридцать, его жене столько же. Он был счастлив и, вернувшись, решил написать “Историю Темзы”. Но путешествие уводило его в сторону, получился роман, а не путеводитель. Потом он всё же вставил исторические и прочие детали. Большую часть вставок издатель выкинул, но внимательный читатель их видит. Про эти вставки много спорят — одни их считают натужными, другие же, наоборот, считают, что знаменитая книга о речном путешествии выглядит живой. Мне кажется, наоборот — живой она стала из-за иронии и сюжета, а вставки тут сами по себе.
“Так-то, сударь”, — произносит собеседник со вздохом. Вот он, звон путеводной ноты — между двух огней, между раздражением и восторгом.
Звенел на тонкой ноте мотор, и машина уверенно шла на юг.
Мы остановились в Молоди. Надо сказать, что места, где умерло много людей, — всегда мистические. То есть я считаю, что где и одного человека зарезали — всё ж место странное, неловкое для жизни
и будоражащее, но уж где сто тысяч положили — и вовсе обывателю тревожно.
А тут, у Лопасни и на Рожайке, перебили не то сто, не то полста тысяч крымских татар, шедших на Москву. В числах источники начинают путаться — на радость любителям нулей.
Надо сказать, что это классическое сражение русской армии.
Во-первых, оно выиграно русскими по законам воинского искусства, не абы как, а по уму.
Во-вторых, оно надолго определило географию соседних стран.
В-третьих, не прошло и года с битвы при Молодях, как Михаила Ивановича Воротынского, который, собственно, там и победил, взяли в оковы, пытали (причём, по легенде, сам Иван Грозный подсыпал ему угли к бокам и лично рвал бороду князя) и сослали в Кирилло-Белозерский монастырь. По дороге князь умер. Об этом нам сообщает Курбский, а судить по нему о таких историях — всё равно что об истории Отечественной войны по Эренбургу.
Неясно, в общем, что стало с несчастным Воротынским — но уж ничего хорошего, это точно. И наконец, в-четвёртых и в-крайних, битва эта забыта. Нет, видел я как-то в Молодях каких-то ряженых казаков и камуфлированный вермахт с русскими рожами, однако спроси кого на московской улице об этой истории — плюнут тебе в бесстыжие глаза. Потому как утопление рыцарей в Чудском озере и Бородино известны нам по рекламе каких-то сухариков, а вот разгром Девлет-Гирея в рекламе не освещён.
Краевед с Директором Музея ушли к церкви, Архитектор уткнулся в карту, а оторвавшись от неё, сурово посмотрел на меня.
