живое. Когда у Гёльдерлина какая-то группа слов в стихе как будто бы уже замкнулась, когда смысл как будто бы уже исчерпан ею, то добавочно появляются все новые слова, относящиеся к тому же; мысленно уже была поставлена точка, и фраза все же не кончилась, она все пополняется и пополняется — словами после точки. Можно бы сравнить фразы так построенные с рисунком, где линии контура еще не даны окончательно, и возле них художник на пробу проводит вторые и третьи, придав первоначальному контуру мохнатость, растрепанность...» «...Гёльдерлин превращает уже законченную фразу снова в эскиз фразы, он желает и в законченном произведении искусства сохранить следы эскизности, поисков последнего слова, постоянной борьбы за него...» (Берковский Н. Романтизм в Германии. Л., 1973).
А так обращается к нему Рильке:
Для тебя же, божественный, жизнь была, заклинатель,
единым обликом, если ты ее называл, строка
завершалась, словно судьба, и смерть была
даже в самой нежной из них, и ты вступал в нее; но
бог предварял твой путь и тебя вызволял.
Предваряя небольшую подборку его поздних стихотворений, могу только повторить осторожные слова Цветаевой: «Не знаю, полюбите ли… меньше поэт, чем гений…» Поэтому как-то исправлять в переводе некоторые причуды его синтаксиса, сделать его более гладким и доступным я не пытался.
Добро
Кто сохраняет суть в себе, тому добро приятно,
И надобно его хвалить, уверенно и внятно,
Не поступать наперекор в делах и в пересуде,
Чтобы благую суть его преумножали люди.
Единственный (Первый вариант)
Что это, что
Меня притягивает к древним
Блаженным берегам, что я их больше,
Чем родину, люблю?
Словно в небесный
Плен я продан,
Туда, где Аполлон прошел
В обличии царя,
И сам к невинным девам
Спускался Зевс, и сыновей святою мерой
Он зачинал и дочерей,
