личности Брюсова — не только как первоклассного русского поэта, но и как великого организатора новой русской культуры, человека неправдоподобной широты интересов и фантастической работоспособности: именно эти качества, по убеждению Молодякова, сделали Валерия Яковлевича тем, кем он стал.
Но в первую очередь он был все-таки поэтом: не случайно большинство разделов и глав книги названо по заглавиям его поэтических сборников. Стихи обильно (и уместно!) цитируются в книге, но почти никогда не становятся здесь предметом литературоведческого анализа: автор справедливо полагает, что биография прежде всего должна излагать, причем с особой тщательностью и точностью, факты жизни поэта.
Впрочем, иногда биограф пытается стать филологом: так, анализируя очень важную, по его убеждению, позднюю поэму Брюсова «Дом дней», которая, по мнению Молодякова, «никем всерьез не изучалась», автор начинает разбирать содержащиеся здесь реминисценции и цитаты и… вдруг отступает: «Всему этому можно искать объяснения или ждать, когда они придут сами собой». И снова возвращается к своему делу — биографии поэта.
Нельзя сказать, что у Молодякова не было предшественников. Это и сам Брюсов, оставивший нам свои автобиографические записки и дневники, и его современники, написавшие немало мемуарных текстов, и, наконец, авторы предшествующих биографических книг о поэте — Николай Ашукин, книга которого, основательно переработанная его учеником Р. Щербаковым, недавно вышла в серии «ЖЗЛ», и Михаил Шаповалов — автор недавней небольшой книги о поэте, адресованной школьникам. Не говоря уже о знаменитых исследователях творчества поэта, таких как М. Гаспаров, С. Гиндин, Д. Максимов. Но в книге Ашукина, как известно, нет ни одного небрюсовского слова: это своего рода биографический коллаж из мемуаров, дневников и писем поэта, а брошюра Шаповалова носит чисто учебный, прикладной характер. К тому же обе названные книги несут на себе явный отпечаток времени, увы, не способствовавшего серьезному анализу символистского поэта. Так что издатели не погрешили против истины, назвав книгу Молодякова «первой биографией лидера русских символистов»; парадоксально, но факт: советская власть не решилась в свое время заказать «правильную» биографию своему «герою труда», очень уж многое пришлось бы для этого фальсифицировать!
Больше того: один из, как прежде говорили, «основоположников советской литературы» в это самое советское время издавался так же скудно и фрагментарно, как и другие его современники и единомышленники: лишь малая часть его произведений вошла в знаменитый восьмитомник. Сейчас, на фоне прекрасно и полно переизданных поэтов его поколения — от Мережковского и Гиппиус до Г. Иванова и Ахматовой, — это выглядит вопиющей несправедливостью!
Остановлюсь на еще одной незначительной на первый взгляд подробности: вот биограф пишет о первой публикации будущего поэта — письме десятилетнего Брюсова в редакцию детского журнала «Задушевное слово». Воспроизведя в книге первые печатные строки будущего поэта, Молодяков считает необходимым показать читателю и то, как они выглядели на журнальной страничке. Точно так же возникают на страницах книги и все ее персонажи — начиная от самых главных вплоть до самых малозначительных: в тексте биографии сотни иллюстраций. Многие воспроизводятся впервые; другие были прежде рассеяны по редким изданиям и никогда не воспроизводились в приличном качестве. Причем это касается не только портретов и факсимиле книжных страниц, напечатанных на специальных цветных вклейках, но и тех иллюстраций, которые расположены непосредственно рядом с иллюстрируемым текстом (а не на расстоянии нескольких страниц, как это нередко бывает). Это для автора книги и ее издателей принципиально: визуальный ряд должен помогать читателю.
Под многими фотоматериалами стоит подпись «публикуется впервые»; это же можно сказать о многих цитируемых документах. Да и те, которые уже были когда-то опубликованы, здесь тщательно собраны и прокомментированы, так что без особого преувеличения можно сказать — заново введены в оборот.
Поднимая на щит своего героя, Молодяков не робеет перед признанными авторитетами. Вот, например, одна из последних глав книги: о «римской идее» Брюсова, в сфере интересов которого (особенно в последние годы) римская история и культура занимали значительное место. Это и романы поэта, и его переводы из римских классиков, и задуманная, но так и не написанная книга «Золотой Рим». Молодяков цитирует ироническую оценку этого замысла М. Гаспаровым: «...редкостный апофеоз бюрократического строя с эстетической точки зрения» — и тут же дает собственный «неуместный» комментарий: «...выходя за пределы дозволенного биографу, замечу, что ему было бы о чем поговорить с Юлиусом Эволой, главным трибуном „римской идеи” и „языческого империализма” в ХХ веке». Так в книгу о прошлом неумолимо вторгается «лишняя», казалось бы, современность. И это тоже — важная черта биографии, написанной Молодяковым.
В биографических томах «Вита Новы» обычно нет авторских предисловий. Но для Молодякова издатели сделали исключение: дали ему несколько страниц для обозначения своей позиции. Вот что в этом предисловии, в частности, сказано: «Описание жизни Брюсова день за днем может занять несколько томов, подобных тому, который читатель сейчас держит в руках. Автор лучше, чем кто бы то ни было, сознает, что смог охватить далеко не все, ибо нельзя объять необъятное: всегда найдется незамеченный факт, неотправленное письмо, оживший слух. Но все же надеется, что не упустил ничего принципиально важного и не исказил облик своего героя, причудливо двоившийся уже в восприятии современников. Я люблю своего героя и не скрываю это». И еще одну цитату из этого же предисловия — теперь уже объясняющую уникальность биографа и его метода — хотелось бы привести здесь: «Ученые работают с источниками, но предпочитают делать это в архивах и библиотеках, а дома держат ксерокопии или файлы. Коллекционеры собирают старые книги, рукописи, фото, но тематика собирания редко связана с их основной профессией. Исключения бывают — тогда выигрывают и ученый, и собиратель. Один американский филолог заметил: „Не понимаю, как можно быть историком литературы, не будучи коллекционером. Любой ученый, ограничивающийся книгами, которые может достать в библиотеках, занимается лишь тем, что ограничивает себя. Я стал исследователем раньше, чем коллекционером. Исследования сделали меня коллекционером: для работы я нуждался в собрании, которое за меня не мог составить никто другой. И был вознагражден! Мое собрание породило столько статей и заметок, что всех уже не помню. Единственная проблема — найти время и написать обо всем, что я узнал из него”.
Валерий Яковлевич сам собирал редкие книги и документы, понимая их важность и зная их очарование. Поэтому я часто обращался к своему „брюсовскому” собранию, равно как и к собраниям друзей-коллекционеров».
Что может реально дать такое коллекционирование, Молодяков демонстрирует в конце книги,
